Анатолий Бородин - Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

31.01.1857 г. Дурново был уволен со службы. По его словам, это – акт высшей несправедливости: «Совершенно неожиданно, без дознания, без следствия и без суда, во время управления губерниею, <���…> по прошению, которого я никогда не подавал; тогда, как в 8½ месяцев моей службы в Петрозаводске я управлял 4 месяца Губерниею и во все время на меня не было ни жалобы, ни просьбы, ни даже не получал ни одного замечания от Начальства» [65].

Министр опровергает Дурново и в этом: «Не долго и здесь оставался Дурново без нарекания: из Петрозаводска, так же как и из Саратова, стали доходить о нем невыгодные слухи. Оба губернатора: Саратовский Игнатьев, приезжавший сюда летом 1856 г., и бывший Олонецкий Муравьев, находясь здесь зимою, – оба самым неприятным образом отзывались лично мне о службе и действиях Дурново; главнейшим же против него обвинением служит произведенное, по моему поручению, особым чиновником негласное дознание о его правилах, образе жизни и служебных действиях в Саратове. Из дознания оказывается, что он в самом деле нетрезвого поведения, сомнительных правил и корыстолюбивый человек. К этому дознанию приложена даже ныне находящаяся у меня приходорасходная книжка одного торговца, где на имя Дурново выписаны в расход значительные денежные суммы. После столь убедительных фактов против Дурново я счел нужным испросить Высочайшее разрешение на увольнение его от службы» [66].

Не приходится сомневаться, что у начальства – губернского и министерского – были основания быть недовольным Н. С. Дурново: и элементарная лень, и пристрастия, и беспечность, и пьяные бесчинства, и выход за пределы своих обязанностей, и неправомерное вмешательство в дела судебной комиссии – все это, по-видимому, было. Однако надо согласиться и с Дурново, когда он пишет царю о «сильных врагах», их злобе, мстительности, интригах, ложных обвинениях, клеветнических жалобах и доносах, справедливо при этом замечая: «каким же иным способом эти лица могли бы поколебать доверие к человеку, обличавшему их действия? – как не доносами». Не за обвинение же евреев в убийстве саратовских мальчиков его уволили. Охваченный административным восторгом, склонный к горячности, прямолинейный и легкомысленный Дурново разворошил саратовское гнездо, и многие поплатились теплыми местечками.

В самом серьезном обвинении Дурново – лихоимстве – приходится усомниться. И не только потому, что «приходорасходная книжка» саратовского торговца весьма сомнительна: там много исправлений, разные чернила, и в чьих руках она побывала, пока, оставив своего владельца, дошла до министра? Туда вписать мог кто угодно и что угодно. Главное – в другом, и на это обращал Дурново внимание царя: «Настоящее мое положение еще более опровергает все возводимые на меня клеветы и обвинения: задолжав в Саратове д[енег] 5 т[ысяч] р[ублей] с[еребром], <���…> я ныне, прослуживши почти 20 лет и около трех лет Вице-Губернатором, живу в двух комнатах, в подвальном этаже с 7-ю больными детьми, не имея даже средств на медицинское пособие для них (8-й дитя 16 числа сего месяца уже умер от нужды)» [67].

И. д. статс-секретаря по принятию прошений Решет, сообщая С. С. Ланскому о всеподданнейшем прошении Дурново, писал: «Из собранных сведений оказалось, что проситель действительно претерпевает крайнюю бедность и с семейством помещается в двух небольших комнатах, сам он в недавнем времени пользовался в Максимилиановской лечебнице для приходящих» [68].

В этом полуподвальном помещении на втором дворе дома Серапина (№ 38) на Царскосельском проспекте Петербурга он продолжал жить с семьей и весной 1858 г., когда обратился со слезной просьбой к министру принять его «снова на службу»: «Резолюция Вашего Высокопревосходительства по сему будет окончательным приговором для огромной семьи, которая буквально умирает с голоду» [69].

Что сталось с ним и с семьею?

К сожалению, мы располагаем разрозненными сведениями. В мае 1861 г. помещик Холмского уезда Псковской губ. А. И. Болотников запродал свое имение и выдал жене надворного советника Вере Петровне Дурново запродажную запись; до совершения купчей крепости имение поступало в полное ее распоряжение, и доходы с него она могла употреблять в свою пользу – помещик выдал ей на это доверенность. В июле 1862 г. она выступила доверительницей Болотникова при выкупе крестьянского надела в имении [70].

Н. С. Дурново остро, по-видимому, нуждался в деньгах и, занимая, не торопился отдавать: в 1865 г. за ним значился неплатеж 809 рублей и процентов по дате иска петербургскому 2-й гильдии купцу Амандусу Ф. Меллину по векселю от 28 декабря 1861 г., а в 1874 г. – неплатеж 2475 рублей витебскому купцу Фогельсону по условию, заключенному 3 июня 1868 г. [71].

В 1865 г. князь В. Ф. Одоевский помог Н. С. Дурново вернуться на службу [72].

После сказанного трудно, казалось бы, предположить какую-либо роль его в воспитании детей. Тем не менее отношения его с старшим сыном были, как можно судить по воспоминаниям В. В. Верещагина, близкими и доверительными [73].

Мать Петра – Вера Петровна, урожденная Львова (?.12.1817– не ранее 1886), росла в многодетной семье и была четвертым ребенком. 21-го года вышла замуж, будучи на неполный год моложе мужа. Мы ошиблись, утверждая, что В. П. Дурново унаследовала поместье с 153 крепостными в Вологодской губ. [74]. Оказалось: полная тезка Вера Петровна Дурново, урожденная Чирикова, помещица Кемской волости Никольского уезда Вологодской губернии, вдова поручика [75]; за матерью Петра Дурново никакой недвижимости не значилось.

Бабушка Петра по матери, Вера Петровна Львова, урожденная Лазарева (?–1867), почти свой человек в доме Г. Р. Державина, подолгу там жила; поэт хотел на ней женить своего любимца Александра Николаевича Львова, сына своего друга, мечтая передать ему свою фамилию. Вышла она, однако, за Петра Петровича Львова (1781 – ранее 1836), статского советника; это был его 2-й брак; от первого, с В. С. Березиной, у него был сын Петр (1804–?). Было у них 9 детей; старшая, Анна, была, по слухам, рождена до брака. Получая помощь от брата Михаила Петровича, помогала содержать большую семью Н. С. Дурново и занималась воспитанием своих внуков.

Некоторые из Львовых достаточно известны. Петр Петрович, прадед нашего героя, был Новоторжским уездным предводителем дворянства и владел родовым имением Арпачево; в его богатом доме в Твери несколько лет жил И. А. Крылов, тогда подросток, и учился «первым началам некоторых наук и языков <���…> вместе с его детьми» [76].

В доме его сына, Федора Петровича (1766/1772?–1836/1835?), директора придворной певческой капеллы, И. А. Крылов «всегда был <���…> самый близкий человек; <���…> читал свои новые басни и любил часто <���…> обедать» [77].