Рудольф Баландин - Горе от ума? Причуды выдающихся мыслителей

У него были серые глаза навыкате с острым умным взглядом в годы его молодости. У него был тонкий нос умеренной высоты и длины, средней величины рот с тонкой верхней губой, острый подбородок и высокий лоб; голова – средней величины…

Он обладал активной, беспокойной, неутомимой одарённостью почти до самого своего конца, и всегда, вплоть до своей смерти, он спал мало, редко ложился спать раньше двух, трёх или четырёх часов утра и ещё реже укладывался в кровать, зачастую продолжая свои занятия всю ночь и лишь позволяя себе днём немножко вздремнуть.

Характер его был меланхолический, недоверчивый и ревнивый, что с возрастом у него усиливалось. Вначале, когда он стал известен учёному миру, он подробно сообщал о своих философских открытиях и изобретениях до тех пор, пока некоторые случаи не сделали его предельно замкнутым и сдержанным. Он выставил в качестве причины сего то, что некоторые лица выдают его открытия за свои собственные, используя его намёки для совершенствования того, что сам он не успел ещё завершить».

Советский математик, механик, историк науки Алексей Николаевич Боголюбов в книге «Роберт Гук» (1984) отметил: «Очень много писалось о мелочности Гука, о его любви к спорам, о неуживчивости его характера, о его ревнивой боязни потерять свои идеи и свои изобретения, о его перманентных спорах с Ольденбургом, с Гюйгенсом, с Ньютоном, с которым он спорил о сущности света и с которым боролся за приоритет в нахождении закона всемирного тяготения».

Возникает образ личности желчной, склочной, вроде тех, кто считает себя непризнанным гением. В крайних формах своей мании они становятся пациентами психиатрических лечебниц.

Была у Гука странность, граничащая с помешательством и весьма опасная для здоровья: он испытывал на себе различные средства, которые считал лекарственными. Он часто жаловался на головные боли, бессонницу, шумы в голове, катар желудка. Не всегда можно понять, с чем были связаны его болезни; не исключено, что порой сказывалось его самолечение.

«И в этом случае, – писал А.Н. Боголюбов, – чувствуется научный подход; он ставит над собой эксперименты: приняв лекарство, он обычно описывает своё дальнейшее самочувствие. Он принимает внутрь железо, ртуть и все металлы, которые тогда можно было получить в растворах, а также алоэ, александрийский лист, ревень, полынь, настойку опия, аммиачную соль, горькую соль, минеральные воды и т. п.

Так, в июле 1675 г. Гук узнал о лечении аммиачной солью. Через два дня он записывает: “В новом мире после нового лекарства ”. На следующий день он пишет: “Это действительно великое открытие физики, и я надеюсь, что оно растворит ту вязкую слизь, которая так мучила меня в желудке и кишках. Бог благоприятствует”. И ещё через три недели: “С головой и с глазами всё хуже и хуже”.

Гук прожил 68 лет и половину из них был хроническим больным. Иногда его здоровье резко ухудшалось, так было, в частности, во второй половине 1672 г. В декабре он сообщает в дневнике о почти непрерывных головокружениях; принимает пилюли, ему пускают кровь. В 1673 г. наступает улучшение, но быстро сменяется ухудшением».

И этот человек посмел вступать в приоритетные споры с самим Ньютоном! Кто он такой? Откуда такое самомнение? Не был ли он просто психически больным?

Роберт Гук был, безусловно, личностью незаурядной. Об этом говорит уже то, что он был раньше Исаака Ньютона в числе первых членов Лондонского королевского общества (аналог Академии наук).

Родился он на острове Уайт (пролив Ла-Манш) в семье настоятеля церкви. Местные мужчины были преимущественно моряками, рыбаками, садоводами. Роберт был хилым, часто болел. Из-за плохого здоровья он не мог стать священником, как хотел отец. Любимым занятием ребёнка было сооружение моделей водяных и ветряных мельниц, механических игрушек.

Ему было 5 лет, когда началась буржуазная революция в Англии – вторая в мире после Нидерландской. В 1648 году умер отец Роберта, оставив сыну небольшое наследство. Юный Роберт уехал в Лондон и год был слугой-учеником знаменитого английского портретиста того времени голландца Питера Лели. Научился хорошо рисовать. Но, по его словам, ему не нравился запах красок.

Он поступил в Вестминстерскую школу, где увлёкся математикой, прочёл труды Евклида и Декарта, Френсиса Бэкона, овладел греческим, латинским и древнееврейским языками, научился играть на органе. Затем он учился в Оксфордском колледже, где пел в церковном хоре.

Гук не только стремился к познанию природы, но и выделялся знаниями среди сверстников. Его взял своим ассистентом врач, анатом и ятрохимик (от греческого «ятрос» – врач) Томас Уиллис (с 1660 года – профессор философии Оксфордского университета). Между прочим, он изобрёл настойку опия, которую использовал для лечения многих болезней, а прежде всего как средство, вызывающее здоровый сон. Но не рекомендовал бесконтрольный приём этого препарата, привыкание к которому уже само вызывает болезнь. По его словам, ангельское личико опиума соблазнительно, но оно может превратиться в лицо дьявола.

Если Гук у Питера Лели овладел ремеслом рисовальщика и гравёра, то у Томаса Уиллиса научился проводить биологические исследования и, возможно, познакомился с примитивным микроскопом, который ему позже довелось усовершенствовать.

Судьбоносным, как говорится, стал переход Гука к состоятельному графу, натуралисту и теологу Роберту Бойлю. С этого времени начали разгораться на научном небосклоне две звезды двух Робертов: Бойля и Гука.

Ирландец Роберт Бойль (1627–1691) окончил Итонский колледж, был общительным без сословных предрассудков, путешествовал по Западной Европе со старшим братом и воспитателем, посещая университеты. Переехав в Оксфорд, основал химическую лабораторию, где проводил многочисленные опыты. Он стал одним из основоположников экспериментальной химии (не без помощи Роберта Гука).

«Я смотрю на химию, – писал Бойль, – не как врач, не как алхимик, а как должен смотреть на неё философ. Если бы люди принимали успехи истинной науки ближе к сердцу, нежели свои личные интересы, тогда можно было бы доказать им, что они оказывали бы миру величайшие услуги, если бы посвятили все свои силы производству опытов, собиранию наблюдений и не устраивали бы никаких теорий, не проверивши предварительно их справедливости путём опыта».

Он не соглашался со Спинозой, считавшим истинным только логические доказательства, а опыт – лишь подтверждением теории. (Хотя логические доводы могут стать основой гипотез, которые подтверждаются или опровергаются опытным путём.)

Тем не менее в книге «Химик-скептик, или Сомнения и парадоксы физико-химии…» (1661) Бойль логически обосновал гипотезу строения вещества, согласно которой свойства материальных тел определяются количеством, расположением и движением первичных частиц (это можно считать предвидением химических элементов). Число их он предполагал значительным, в отличие от атомов Демокрита, четырёх элементов Аристотеля, пяти стихий алхимиков.