Никон Рождественский - «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники

Да, дело святое, дело великое, дело, Богом порученное нашей Руси Православной… Но что творится с нашею Русью? Сама-то она не пошла ли из христианства обратно к язычеству? Не обратились ли многие из ея сынов уже в настоящих язычников, кроме, может быть, только наименования? Русские люди будто опьянели от разных “свобод”, поняли эти свободы как “непротивление злу”, разрушают все преграды, охраняющия границы между добром и злом, стремятся проводить это “непротивление” в самые законы: где уж тут говорить об обращении инородцев из язычества?! Я очень боюсь, что и о. Нестор, в простоте души поверивший Петербургу, может легко обмануться: уедет он, полный надежд, к своим детски его полюбившим камчадалам, а в Питере его дело пойдет по канцеляриям, – те, которые с увлечением слушали его одушевленное слово, остынут в своем усердии и, – чего не дай, Боже! – позабудут его… А он будет повествовать своим пасомым о той братской к ним любви, какую питают русские православные люди в Питере, и они будут плакать от радости и ждать… Будет ждать и о. Нестор, будет напоминать о себе, но трудно воздействовать на Питер за 10 000 верст. А тамосущие, в Камчатке живущие “русские православные”, что “камлают за картами и шаманят за вином”, что безсовестно грабят наивных детей природы, будут подсмеиваться над их простотою и доверчивостью… И горько будет бедному, одинокому труженику в далекой холодной Камчатке, и надломятся его силы, и заболеет он от непосильнаго труда… О, если бы я ошибся в этих предположениях! Если бы скорее образовалось братство, если бы пошли к о. Нестору добрые сотрудники-иноки, способные на великий подвиг!.. Ведь подумать только: эти инородцы, простые сердцем, как дети, тянутся к нам с такою доверчивостью, с такою надеждою, что, воистину, жаль их и грешно отвергнуть; они ищут у нас тепла и света: Богу ответим, если не дадим им этих духовных благ! Они готовы сродниться с нами духом, стать русскими людьми: ужели мы отвергнем их и согрешим пред родною историей, пред родным народом? И много ли для сего нужно, если говорить о средствах материальных? По одной копейке с православной души!.. И ужели нет среди нас, среди ста миллионов православных, людей, подобных о. Нестору, которые беззаветно отдали бы себя на святое дело апостольскаго служения в Камчатке?

Правда, мы живем в каком-то мраке безпросветном. Рушатся наши заветные идеалы, оскверняются святыни, гаснет вера в сердцах, оскудевает дух монашества. Казалось бы: в такое ли время говорить о подвигах апостольства?

Отвечаю: да, именно теперь и надо напомнить нам заветы предков наших во всей их чистоте и высоте; именно теперь и должно вызвать из среды нас людей, еще способных к подвигу… Одно их появление уже пробудит нашу совесть, заставит нас задуматься над тем, что мы делаем, куда мы идем. Яркий луч солнца, падающий на глаза спящих, пробуждает их от сна. Светлый порыв души на подвиг во имя Божие, готовность на самоотречение во имя любви к ближнему – уже сильны разбудить нашу спящую совесть. Ведь вот одно появление о. Нестора в этом бездушном, казалось, Петербурге пробудило совесть еще не потерявших веру во Христа: хотя сто человек на полуторамиллионное население столицы – капля в море, но ведь по слову Апостола Павла, “мал квас все смешение квасит”, и царство небесное, по слову Христову, подобно закваске, которая поднимает все тесто… Ужели же на Руси не найдется еще, хотя бы двух-трех ревнителей веры, которые пошли бы в Камчатку на подвиг апостольский? Ужели то движение, которое проявило себя в Петербурге, не отзовется в других городах? Да ведь оно, это движение, нужно для нас самих , для собственного нашего спасения, как душевнаго, так и государственного… Оттого мы и гибнем, что омертвели духовно, не проявляем жизни в христианской деятельности, находимся в духовном параличе. Сделаем усилие, заставим себя пойти навстречу Христу: смотрите, в лице сих братий наших меньших Он простирает к нам руку Свою, руку, не только просящую у нас для сих братий помощи, но и всемогущую, нам же помогающую, нас же укрепляющую… Ведь, Господь и без нас может найти для сих инородцев просветителей и учителей веры, но Он хощет, чтобы мы исполнили сию святую миссию, чтобы нам досталось счастье быть их просветителями, чтобы мы были орудием Его благостнаго промышления о сих, сидящих во тьме и сени смертней сынах Адамовых. И они чувствуют простым детским своим сердцем все это, они простирают к нам свои умоляющие взоры, они с улыбкой детской радости встречают служителей Христовых радостным приветом – Христос воскресе ! Ужели же мы отвергнем их? Ужели, в лице их, мы отвергнем Того, Кто сказал: понеже сотвористе единому сих братии Моих меньших , – Мне сотвористе ? (Мф. 25, 40).

Нет! Этого не будет. Русь еще не отреклась от Христа. Она проснется, она стряхнет с себя эти, врагами веры и народа навеянные кошмары, она понесет свет Христов не только в свою русскую Камчатку, но и в Китай, и Японию, и в Индию, и всюду, где еще не проповедано святое Православие, где еще не светит свет Христов, просветити весь мир имеющий. Если святое Православие наше есть чистая истина Христова учения, то мы должны просвещать сим светом не только язычников, но и неправославных христиан. Западные христиане в последнее время шлют к нам, будто к язычникам, своих проповедников, разных баптистов, штундистов, не говоря уже о римо-католиках. Бедные! В своем самодовольстве они и не подозревают, что чистое Христово учение – у нас, что не им нас, а нам бы следовало просвещать их… Увы, мы не ценим, не знаем сокровища, какое вверил нам Бог, а кто знает его цену, тот не находит слов, как благодарить Господа за него.

Проснись же, родная наша матушка Русь! Сбрось с себя все чужое, наносное, вспомни заветы предков и то, к чему зовет тебя Господь! Слышишь: даже язычники камчадалы взывают к тебе: Христос воскресе !..

Кому Бог внушит добрую мысль помочь о. Нестору посильною лептою, тот может послать деньги прямо во Владивосток, на имя Высокопреосвященнаго Евсевия, Архиепископа Владивостокская и Камчатская, для миссионера иеромонаха Нестора. Не отказывается и наша редакция, и я лично, передавать сии лепты. Об открытии Общества или братства будет нами сообщено в свое время.

Дневник сей был уже написан, когда получен № 12,248 “Новаго Времени”, в коем сообщается, что Святейший Синод утвердил устав братства, о коем ходатайствовал отец Нестор.

Слава Богу: шаг вперед…

Слава Богу: сознание, что нельзя жить жизнию, оторванною от жизни наших предков, начинает проникать в среду таких искренних публицистов, как г. Меньшиков, который в последние годы желает идти впереди других по пути раскрытия нашего национальнго самосознания. Правда, о православии, как первой основе русскаго национальнаго духа он еще говорит как-то робко, мимоходом, но и за то уже спасибо. Бог даст, если он не устыдится быть до конца искренним и глубже вдумается в суть дела, то и о православной вере нашей он заговорит с тем же горящим чувством любви, как говорит теперь о “национализме”, проще говоря: о народности, о тех свойствах русской души, которыя отличают русскаго человека от всякаго инородца. Ведь то, что говорит он о “жизни рода”, мы постоянно повторяем в отношении жизни Церкви. Церковь есть живой организм, есть тело Христово, коего членами пребывают не те только, кто живет теперь на земле, а все от века отшедшие к Богу отцы и братия наши, матери и сестры, начиная с первозданных прародителей наших и кончая тем христианином, который примет святое крещение, сочетается с распятым Господом, пред Его вторым пришествием на землю. Господь Сам говорит о Себе: “Я – лоза, а вы – ветви”. Отломится ветка от лозы и замирает: так – только в живом общении с Господом, с Его телом – Церковию, возможна духовная жизнь. А поелику наши предки “жили в Церкви”, Церковь была стихиею их жизни, то быть в общении с ними и жить в Церкви значит одно и то же. Я говорю о жизни духа, но то же применимо и к жизни народной души, к народной психологии, народному миросозерцанию. Как жаль, что такие талантливые писатели, как г. Меньшиков, сами-то живут вне Церкви и только издали своим сердцем угадывают истину. Оттого она у них и высказывается как-то туманно, общими местами: читая их, чувствуешь, что человек ощупью подходит к ней! Оттого и суждения их иногда отзываются каким-то не то пантеизмом, не то еще какою-то туманною философией. Но важно уже и то, что они, благодаря своей искренности, подходят к церковному мировоззрению в самом важном вопросе жизни: “человек, говорит г. Меньшиков, лишает себя жизни личной, когда выходит из источника ея – жизни рода”. Подставьте здесь слово “род” словом “Церковь”, и получится тот закон, коим живет в Церкви все верующее во Христа человечество. “Всякое сколько-нибудь резкое отклонение от жизни рода составляет уродство и болезнь”. Опять замените слово “род” словом “Церковь”, и православный богослов охотно подпишется под этими словами. Ведь всякая ересь, всякое сектантское мудрование есть именно уродство и болезнь. “С индивидуальной точки зрения, говорит г. Меньшиков, родовая (по-нашему: церковная) жизнь есть жизнь вечная: она была до нас; мы умрем, а она потечет дальше, в потомстве нашем”. Тут автор, очевидно, говорит, как человек чуждый жизни Церкви и по ту сторону гроба, и будем жить вечно не церковною только, но и личною жизнию и по ту сторону гроба, и вот в этом-то и есть то счастье, о коем автор говорит тут же: “только тогда человек и счастлив, только тогда и чувствует в себе полноту жизни, когда он живет жизнью вечной, жизнью всех своих предков”. Ведь если нет вечной жизни личной, то для меня мало “счастья” в том, что и после меня “жизнь потечет дальше”. Ведь, “полнота жизни и счастья” именно в том, чтобы, как я лично, так и все мои близкие, и весь народ, мне родной, и все верующее человечество жило вечно и было счастливо, а это возможно только для того, кто верует во Христа, и возможно только в Церкви. И к этому счастью “отдельный человек”, действительно, “двигается совокупной силой всего общества”, т. е. всей Церкви; при таком движении, действительно, “нельзя упасть и нельзя отстать: откуда-то берутся силы…” Только все это не в той туманной области вечнаго бытия “рода”, о коей говорит г. Меньшиков, а в самой реальной области церковной жизни.