Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Дилемма была менее конкретной, чем «математика или литература». Скорее хотелось определиться в принципе: получать ли какое-то гуманитарное образование или естественное. И тогда я решил поинтересоваться мнением тех, кто уже прошёл достаточный жизненный путь, чтобы оценить эффективность того и другого варианта.

Мнение мамы было однозначным. Человек, закончивший ИФЛИ, она с раннего возраста ненавязчиво ориентировала меня на естественное образование.

Герман Григорьевич показал своё отношение на собственной биографии, получив сначала гуманитарное образование, перешёл к естественному и в этой сфере остался.

Задавал я вопросы о выборе между естественным и гуманитарным образованием и другим взрослым. Все советы сводились к одному: заниматься в жизни можешь чем хочешь, но образование лучше получать, конечно, естественное. Так что колебания мои постепенно угасли.

Уверен, что меня сориентировали правильно, и я с признательностью вспоминаю эти советы. Не всегда дело в том, чтобы образование соответствовало призванию. Линии судьбы гораздо причудливее.

Да и как оно могло бы соответствовать, в моём случае? Пойти на философский факультет?.. Конечно, меня бы туда не приняли: действовал строгий идеологический фильтр. Но если бы приняли?.. Страшно подумать.

Вот и получается, что математика была для меня наилучшим вариантом ученичества.

Хотя дома у нас имелось немало книг, но мне их уже не хватало. Всё, в основном, было перечитано. Дошло до того, что я начал читать… Большую советскую энциклопедию. Не пользоваться ею, заглядывая в интересующие статьи, это происходило давно, а именно читать подряд, ничего не пропуская, выписывая названия наиболее интересных статей, чтобы к ним потом снова вернуться.

К счастью, я открыл для себя золотую жилу – ЮЧЗ, юношеский читальный зал библиотеки имени Ленина. Несколько лет, ещё и до пятьдесят второй, ходил туда довольно часто, иногда проводил там целый вечер.

Располагался ЮЧЗ в доме Пашковых, старинном здании Ленинки. Вход был, правда, сбоку, с улицы Фрунзе. Обстановка впечатляла: дубовые шкафы, антресоли с лесенкой, просторные столы для чтения, индивидуальные настольные лампы. Мест хватало, очередей никогда не было. ЮЧЗ имел свой большой фонд, откуда книги приносили быстро. Можно было также оставить заказ на другой день, выписав книгу из основного, взрослого фонда Ленинки. При особом желании можно было даже попасть во взрослую часть библиотеки: мне случалось там искать книги в большом каталоге и сидеть в зале микрофильмов, где стояли аппараты для чтения с плёнок (здесь выдавали фотокопии особо редких или вообще отсутствующих в Ленинке книг).

Билет в ЮЧЗ был солидным, внушающим самоуважение. Едва ли не первое серьёзное удостоверение личности. Впрочем, я даже не очень сознавал, насколько необычной была эта возможность – ходить в ЮЧЗ. Только позже, когда этот отдел закрылся, я обнаружил, что не так-то просто записаться в Ленинку: пришлось брать специальное ходатайство с работы. В те времена ЮЧЗ стал для меня замечательной данностью, перебросившей мостик от подростковых возможностей ко взрослым.

Однажды мне довелось попасть на встречу читателей с учителем и литературоведом Семёном Абрамовичем Гуревичем. К тамошним мероприятиям я особо не присматривался, за анонсами не следил, но тут вдруг радиоузел объявил, что вот прямо сейчас состоится встреча. Что-то в теме меня заинтересовало, и я пошёл – в соседний зал. Гуревич рассказывал обо всём так темпераментно, выразительно, с таким вкусом к литературе, что я после беседы подошёл к нему с тем же заботящим меня вопросом о выборе между гуманитарным образованием и естественным. У него, литератора до мозга костей, ответ оказался тем же: только естественное!.. По-моему, это была последняя капля, и я перестал рассматривать варианты.

Классом старше – в десятом «А» – учился Кирюша Андреев. Почему-то совершенно все так и называли его: Кирюша, как-то очень к нему подходило. Невысокий, худенький, тихий, с внимательным взглядом и с лёгкой загадочной улыбкой. Он вообще был полон какой-то лукавой таинственности.

Один из лучших математиков в школе, он всё время был среди победителей на математических олимпиадах, даже в международных участвовал. При поступлении на мехмат он оказался единственным, кто набрал сорок баллов из сорока возможных в тот год. Отец его был писателем, автором книги «Три жизни Жюля Верна» в серии ЖЗЛ 106 106 Книжная серия «Жизнь замечательных людей». .

У Кирюши я и попросил принести почитать «Алису в Стране Чудес», очень хотелось. Это сейчас её повсюду можно купить в самых разных изданиях, а тогда она даже в Ленинке была только в виде диафильма.

– Принесу, – пообещал Кирюша, – но с одним условием: я тебе прочту её сам.

Ведь он знал, что это особая книга, и не хотел, чтобы я прочитал её просто так .

Меня это условие очень удивило. Читал я быстро, и странно было представить, что кто-то будет читать мне вслух. Но пришлось согласиться. Мы оставались после уроков, пристраивались где-нибудь у окна в коридоре, и он негромким голосом читал вслух. Но как читал!.. Я сползал от изумления или от смеха на пол, хватал его за руки и со стоном спрашивал:

– Там и вправду так написано? Дай взглянуть.

И в самом деле было написано так, только без Кирюшиной интонации. Он одухотворил для меня эту книгу. Впрочем, и перевод был особый: Оленича-Гнененко. С тех пор я читал разные переводы, по-английски тоже «Алису» штудировал, но именно в этом переводе многие места книги особенно завораживают… Я словно и впрямь побывал в Стране Чудес.

Работая над этой главкой, я заглянул в интернет и, почти полвека спустя, понял основание той скрытной загадочности, которая привлекла тогда моё внимание.

И отец Кирюши, и его мать были потомственными дворянами (о чём не принято было распространяться в советские времена), глубинными московскими интеллигентами, оба были писателями, людьми многообразных интересов. У Кирюши были свои интересы, также весьма разносторонние. Естественно, он стал прекрасным математиком, но не рафинированным учёным, а педагогом, преподававшим и в институтах, и в школах. В одной гимназии, например, он вёл занятия по арифметике, алгебре, москвоведению и… по бальным танцам. Наверное, можно порадоваться за его учеников и студентов.

Но я тогда не умел по-настоящему интересоваться людьми, и знакомство с Кирюшей, которое многому могло бы меня научить, осталось слишком поверхностным.

За исключением погружения в «Алису».

В моей судьбе тогда участвовали превосходные педагоги: мама, отец (хоть и был далеко), Левитас, Горохова. Тем не менее, мне на удивление хотелось, чтобы в моей жизни появился кто-то мудрый и готовый именно со мной поделиться своей мудростью.