Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Вечером мы возвращались вымотанными и грязными. Это не мешало группе парней, к которой принадлежал и я, устраивать в раздевалке песенную пантомиму:

– Вьюга смешала (крутили руками, имитируя работу бетономешалки)…

– Землю (все тыкали пальцем в пол)…

– С небом (воздевали руки вверх)…

– Тёмное небо (каждый показывал на что-нибудь тёмное)…

– С белым снегом (показывали на белое, найти белое что-то было труднее)…

Зачинщиком выступал Женя Отачкин 119 119 Нничего не знаю о его судьбе, а очень хотел бы узнать. , самый колоритный из наших целинников. Коренастый, бородатый, закончивший до мехмата два или три курса мореходного училища, весельчак, циник, матерщинник, он умел и любил работать, мог вселить кураж в любую затею. Энергия из него била фонтаном, хотя какая-то более животная, чем этого хотелось.

Научился я на целине не только строить, но ещё водить грузовик и даже трактор. Трактор меня поразил своей массой, ощущаемой физически при его движении, особенно при поворотах. Вождение грузовика, на первый взгляд, не слишком отличалось от управления легковушкой, но на второй взгляд…

Юрист-старшекурсник по прозвищу Тигра, работавший в стройотряде шофёром и позволявший мне порою садиться за руль, как-то, когда мы ездили за бутом, сказал:

– Туда ещё три грузовика едут. Если не будешь первым, больше водить не дам.

Ох, я и газанул! Разогнался вовсю, а потом наехал на россыпь булыжников, и машину стало заносить влево. Я резко крутанул руль вправо и нечаянно ещё надавил на газ. Грузовик подбросило так, что мы крепко стукнулись головами о крышу кабины. Он накренился, встал на два колеса, но всё-таки не перевернулся, устоял.

Мы остановились. Юрист вытер лоб, глянул на меня и вздохнул:

– Можешь отмечать второй день рождения. Наше счастье, что мы пустые ехали, не с бутом.

На этом моя шофёрская практика на целине закончилась.

Случилась однажды неожиданная поездка – на зону. Мы и до этого знали, что где-то неподалёку есть лагерь, поскольку изредка наши грузовики останавливали и досматривали люди с автоматами в поисках кого—то сбежавшего. А тут вдруг оказалось, что у нас на объекте кончается цемент, что поставят его только через несколько дней. Единственное средство избежать простоя (снижающего заработок) – ехать самим за цементом на зону, куда пришло несколько вагонов со стройматериалами. Отправились вчетвером. На зоне мы оказались сначала у начальника лагеря, который нас строго проинструктировал: мол, здесь сидят за особо тяжкие преступления, так что необходимо быть начеку, ничего зэкам не давать, ничего от них не брать и т. д.

Когда мы подошли к вагону с цементом, то обнаружили неподалёку от него нескольких качков, лениво сидящих в теньке. Разговорились. В основном, они рассказывали о себе. Причём из их историй следовало, что все они сидят по чистому недоразумению. Наши попытки заняться погрузкой парни пресекали, уверяли, что всё будет в порядке. И впрямь, наговорившись, они велели нам сидеть, а сами, взяв лопаты, с такой скоростью загрузили нам машину, что мы и вдесятером не управились бы так быстро.

Здесь, в казахской степи, я первый раз выругался матом. Матерщина вокруг была обычным делом. Местное руководство, казалось, и не понимало обращений, не обрамлённых соответствующими словами, но для общения с начальниками у нас был командир, который умел говорить на их языке.

Работая на добыче бута из земли, я поддел изрядный камень, но лом выскользнул из-под него, и камень опустился на большой палец ноги. Больно было так, что перехватило дыхание, а когда оно вернулось, я услышал, как из меня извергаются слова, которые слышал до этого только от других, и… испытал облегчение. «Вот зачем люди матерятся», – подумалось мне. Позже ноготь почернел и слез, так что повод был не пустячный.

Потом я понял, к счастью, что связь – ложная. От любых других воплей тоже стало бы легче, просто прорвалось то, чего наслушался. Наверное, на этот крючок многие попадаются.

Печально вспомнить и прощальный «бешбармак», который постепенно превратился в лихую пьянку (всё лето у нас был «сухой закон»). Беш-бармак (мясное блюдо) там тоже был, однако водки было куда больше. Впрочем, и целинников было немало. Наш стройотряд проявил свою сплочённость, справившись с поставленной выпивкой и требуя добавки. Под харизматическим руководством Отачкина самые боевые скандировали:

– Иван Иваныч, ящик водки! Иван Иваныч, ящик водки!..

Председатель совхоза обречённо отправился будить заведующую продмагом, чтобы действительно вытащить требуемый ящик. Что было дальше, не знаю: решив, что с меня достаточно, вместе с менее сплочённой частью отряда ушёл встречать рассвет…

Рассвет в казахской степи был хорош, но его я видел лишь однажды, в последнюю ночь. Зато закаты… Степной закат, казалось, занимал большую часть мира. Оставался не заполнен оттенками красного только твой наблюдательный пятачок, которым становилась вся окружающая степь. Каждый закат имел свою динамику, своё действо. Его можно было слушать взглядом – слушать, как вселенскую симфонию. Как мне под эту музыку думалось!..

И песни… О, целинные песни! Лирические и блатные, народные и эстрадные, известных бардов и неизвестных… Песни, сочинённые предыдущими целинниками, да и нами тоже. Например, на мотив «Когда фонарики качаются ночные…»:

Миша Самбурский 120 120 С ним мы и сейчас поддерживаем заочный контакт. Он оцифровал и разослал архивные целинные фото, ведёт фоторепортажи со встреч целинников. , невысокий мягкий паренёк, который вёл нашу фотолетопись, ещё собирал тексты всех песен, что мы пели. Потом, в Москве, сделал несколько машинописных песенных сборников, и они пользовались большим успехом.

Ездил я на целину и на следующее лето. Правда, сначала месяц путешествовал по Средней Азии. В этот раз мы занимались строительством жилых домиков, но дух отрядной жизни был тот же.

Возвращение со второй целины было знаменательно для меня тем, что на обратном пути пробежала искорка между мной и Таней Зиновьевой – весёлой и заводной гитаристкой нашего отряда.

Потом, когда поехать на целину у меня уже не получалось, я всё равно продолжал активно общаться с целинниками. Мехматский отряд развивался, обрёл имя «Республика Тын» («тын» по-казахски – непаханая земля), узаконил знамя, под которым и мы когда-то ездили, герб (человечек с мастерком и в плавках из листа Мёбиуса, стоящий на земном шаре) и гимн. Как автору этого гимна (на мотив морской песни «Покрепче, парень, вяжи узлы», любимой Отачкиным) мне довелось остаться в истории целинного отряда мехмата. Но куда больше он остался в истории моей жизни.