Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Но всё-таки я пошёл на следующий экзамен – устную математику. Там успешно ответил на билет, и молодой приветливый преподаватель спросил после того, как я решил пару предложенных им дополнительных задачек:

– А что ж ты за письменную работу тройку схлопотал?

– Да у меня свойство такое: в арифметических мелочах ошибаться, – честно отрапортовал я. – Пришёл домой и обнаружил, что ответ другой. Могу даже показать в черновике место, где ошибся.

– Покажи. – У него лежала моя работа, чистовик и черновик (который тоже полагалось сдавать в конце письменного экзамена).

Показал.

– Ну, давай я тебе аналогичную задачу дам.

Аналогичную я решил без ошибки.

– За устный я тебе пять ставлю, а за письменный исправлю тройку на четвёрку, – неожиданно объявил он.

«А так бывает?» – подумал я, но возражать не стал.

Было 14 июля 1964 года. «День взятия Бастилии» – гласила надпись на отрывном календаре. С тех пор у меня вместе с французским народом в этот день праздничное настроение.

Физику я знал слабовато. Мы ожидали вызова у входа в аудиторию, где принимали устный экзамен, и, как положено, волновались. Но когда Миша Горнштейн, знавший физику вдоль и поперёк, вышел с тройкой, волнение перешло в лёгкую панику. Хотя ясно было, что Мишу не знания подвели, а фамилия (известно было, что приём евреев старались жёстко ограничить).

И тут вдруг перед нами возникла Инна Львович. Она училась в «А» на класс старше, поэтому поступила сюда на год раньше, а теперь отрабатывала летнюю практику, помогая экзаменаторам. Инна была девушкой активной, решительной и заботливой.

– Я как раз им бумаги несу. Скажу, что вы хорошие, раз из пятьдесят второй, – ободрила нас она и вошла в аудиторию.

Через несколько минут вышла, ободряюще кивнула и отправилась по дальнейшим бумажным делам.

Наверное, заступничеству Инны Львович (маленькому клановому блату) я был обязан своей пятёркой по физике. Отвечал сносно, но вопросы были уж какие-то подозрительно лёгкие.

Такой поворот событий позволял мне не опасаться даже четвёрки по сочинению. Но тут сработало моё не очень-то осознанное призвание. По сочинению поставили только три пятёрки. Одна из них принадлежала мне. Это был, видимо, улыбчивый сигнал Луча: пусть на мехмат, но с пятёркой по литературе.

Теперь меня не касалась проблема полупроходного балла (с которым кого-то принимали, а кого-то нет), экзаменационные беспокойства завершились. Я стал мехматянином.

Этой главы, вернее, охваченных ею событий, вполне хватило бы для биографии. Студенчество, заграница, женитьба, дети, работа в Академии наук, педагогика и философия… Куда же больше? Но получается, что это лишь замыкающая глава первой части. И столько ещё впереди, что иногда кажется, будто прожито несколько жизней.

И вместе с тем – сколько бы в жизнь ни вместилось, она исполнена внутренней цельностью, которую замечаешь далеко не сразу. Мне понадобилось пять лет активной мемуарной работы, чтобы начать улавливать связи, о которых долго я и понятия не имел. Не только о собственной жизни говорю. Каждая судьба, с которой довелось встретиться, удивляет и завораживает своим виртуозным узором событий, знаков и поступков.

Впрочем, вплетать свои поступки в узор происходящего не так-то просто, и сейчас пойдёт речь о периоде, когда я ещё совершенно не умел этого делать. Судьба ко мне была снисходительна. То и дело она давала мне новые возможности, а то и сама вплетала меня в намеченный ею рисунок.

В те времена студенческие трудовые работы практиковались часто. Но когда нам сказали, что мы поедем работать перед началом первого семестра, не получив ещё и студенческих билетов, у нас, поступивших, возникло некоторое удивление. По-видимому, после трудностей поступления на мехмат само зачисление считалось уже достаточной наградой, и можно было распоряжаться человеком произвольно. Вот нами и распорядились: направили возводить овощехранилище неподалеку от недавно основанного городка физиков Протвино в Серпуховском районе. Денег не платили – это тоже было в порядке вещей.

Первая бригада этого стройотряда была образована на основе готового коллектива – десятка человек из одного нашего класса. Нам лишь добавили ещё четверых, но они быстро были впитаны нами.

Задача нашей бригады состояла в том, чтобы устраивать вокруг стен хранилища песчаные откосы и обкладывать их дёрном. Для поездок за дёрном нам выделяли грузовик. Ездили в кузове, с ветерком, романтично.

Дёрн тоже резали с удовольствием. Тем более что в день дерновых работ мы гоняли обедать в Протвино. Там в столовой были такие вкусные салатики, о которых в нашем студенческом лагере можно было только мечтать. Катаясь на грузовике в Протвино, мы видели какую-то толстую трубу вдоль дороги и для себя объявили её «ускорителем». Наверное, эта была просто теплоцентраль.

Жили мы в каких-то больших бараках, но быт нас, естественно, не очень заботил. Костры, песни (даже свой гимн сочинили), дискуссии на всевозможные темы…

Однажды речь зашла о нашей основной работе – создании насыпи вдоль стен хранилища. Сложность состояла в том, что дожди то и дело размывали насыпанный песок и приходилось снова и снова засыпать промоины. Мы стали обсуждать, кто сколько лопат песка перебросил за день.

– Странно, – скептически заметил Матвей Блехерман. – Обычно трудовые люди хвастаются, кто сколько профилонил, а вы – кто сколько вкалывал…

Рафинированный интеллигентный Матвей был человеком начитанным и остроумным. Мы с ним дружили, позже я бывал у него в гостях; родители его занимались каким-то надомным рукоделием, хотя это была именно интеллигентская семья. Думаю, что дело было в их перпендикулярности советской власти. Каково же было моё удивление, когда на одном из старших курсов я узнал, что Матвей учится на вечернем отделении Высшей партийной школы. Он рассказывал, какие им там читали лекции по всяким философским и социологическим дисциплинам, очень интересная оказалась программа. Только через некоторое время я узнал, что это был чистый розыгрыш.

На пятом курсе Матвей женился на Алле Бродинской из нашего класса. Много лет старался найти приложение своему научному таланту, но потом всё-таки они уехали в США.

Присоединившимся членом первой бригады была Вилена Беляева (имя от «В.И.Ленин», во времена её родителей увлекались таким конструированием). Кругленькая, весёлая, она оправдывала своё имя только в одном: терпеть не могла анекдотов про Ленина.

Вилена мне нравилась, а ей нравилось, что она мне нравится. Поэтому мы платонически симпатизировали друг другу на общем дружеском фоне – весь первый курс. Потом остался только дружеский фон.