Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

А из трёх парящих над нами классиков только Маяковского можно ассоциировать с нашим классом. Уж очень Герман Григорьевич любил его стихи. Да и я сам тоже.

Одноклассники, с которыми хоть изредка встречаешься, хоть понемногу общаешься, становятся для тебя особыми людьми. Время, проведённое вместе в начале юности (пусть не по собственному выбору, в этом тоже есть смысл), становится психологической основой для вглядывания в дальнейший ход судьбы. Дальше ты имеешь дело лишь с мимолётными кадрами встреч, но эффект стробоскопа позволяет им соединяться в динамику лет и десятилетий.

Основную тональность характера человека, с которым провёл рядом два-три года, представляешь себе не за счёт обдумывания, а просто потому что вы были вместе, участвовали в общих ситуациях, ты видел реакции на то и на другое.

Изменение людей близких, с которыми чаще общаешься, не производит такого впечатления: всё происходит понемногу, почти незаметно. Одноклассники изменяются скачками, по несколько лет сразу. Также скачкообразно для тебя изменяются и обстоятельства их жизни, внешние и внутренние. Это даёт возможность увидеть принципиальные метаморфозы, а не те, которым все мы подвергаемся ежедневно.

Можно подумать, что это прагматически-профессиональные рассуждения писателя: мол, сколько здесь прообразов и коллизий для литературной работы. Но я писатель не слишком беллетристичный, так что никаких сюжетных выгод от общения с одноклассниками никогда не получал. Просто человеческое понимание жизни, разнообразия судеб.

Так что смысл встреч одноклассников не только в приятельском общении или в поддержании романтической общности. Друг через друга мы смотрим на жизнь.

Наш «девятый А» (точнее говоря, выпуск 1964 года) встречается время от времени уже почти полвека. Конечно, не все приходят. Некоторые давно за границей, некоторые исчезли с горизонта, не оставив координат, кое-кто появляется на одной встрече из трёх. Почти всегда бывает и Герман Григорьевич.

Многие сделали успешную карьеру, стали кандидатами и докторами наук, профессорами, деканами, экспертами, министерскими работниками, президентами… Да-да, Боря Пигарев – президент Российской ассоциации учителей математики. Так что я – кузен одного президента и отец другого (ведь мой сын Антон возглавляет Академию вольных путешествий). Но мне не пересказать всех удивительных, хороших и трудных судеб, далеко не всегда связанных с успешным продвижением по службе, да и знаю я о них, в общем-то, фрагментарно. Витя Яковенко и Женя Заболотный стали писать стихи. Женя Махалов сыграл активную роль в восстановлении церкви при Третьяковской галерее. Петя Волковицкий профессорствует в Вашингтоне…

Кроме встреч классом, у нас сохранились и другие способы общения. Немало наших поступили на мехмат, там возник новый виток взаимоотношений. Встречались мы и на юбилее школы, и на двух похоронах. Со многими я общался отдельно – в частности, с Германом Григорьевичем. С кем-то порой перезваниваемся, с кем-то контачим в Интернете.

Большое впечатление на меня произвёл дневник Жени Заболотного, который он вёл в старших классах и дал мне прочитать через несколько лет после школы. Вот кому надо было бы написать повесть о девятом «А»! Я был изумлён, насколько иначе выглядит всё происходящее глазами другого человека, сидевшего в нескольких метрах от меня. Иначе – и вместе с тем не менее увлекательно, чем представлялось мне самому.

Думаю, и у каждого из остальных моих соучеников было своё видение нашей учёбы в пятьдесят второй, остались свои воспоминания о ней, отличные от всех остальных. Нестандартность мировосприятия означает и непохожесть.

Пятьдесят второй школе – уже после того, как мы её закончили, – суждено было, как и сороковой, волею чиновников почти раствориться в небытии. В 1993 году ей определили превратиться в гимназию №1415. Но учителя, а вслед за ними и ученики, не захотели отрекаться от своей истории. Настойчиво и последовательно они пишут после номера гимназии: « (школа №52)». Номера меняются, традиция остаётся. Но чтобы её отстоять, врасти в неё, нужна инициатива. И нужно, чтобы она исходила не от чиновников (о, эта чиновничья инициатива! читайте Салтыкова-Щедрина, мало что изменилось), а от нас самих.

Это из гимназии 1415 мне пришла просьба указать одноклассников на фотографии с приглашением на юбилейный вечер. И, хотя я не смог побывать там, но с удовольствием смотрел онлайновую трансляцию встречи учителей и бывших учеников – и гимназии, и пятьдесят второй школы.

Это гимназия 1415 издала сборник общих воспоминаний, где есть и моя страничка с фрагментами из той главы, которую ты, читатель, сейчас читаешь.

Так что, можно сказать, я учился, не зная о том, не просто в пятьдесят второй школе, но и в гимназии четырнадцать-пятнадцать, в которую моей школе предстояло превратиться.

На литературную студию «Росток» ко мне ходила девочка Лиза Левина, чем-то напоминавшая подростковые фото моей мамы. Оказалось, что она как раз из гимназии №1415 (школы №52). Узнав про это, я ощутил себя выпускником какого-то традиционного учебного заведения, вроде Оксфорда. Поколения сменяют друг друга, школа лишь развивается. Пусть пятьдесят второй не восемьсот лет, а всего лишь пятьдесят. Семь-восемь веков промелькнут незаметно.

«Все» – это, конечно, преувеличение. Но преподавательский успех Левитаса был несомненным. Больше половины нашего класса, человек двадцать, решили поступать на мехмат. Несмотря на конкурс в 27 человек на место. Правда, мы имели в виду возможность при неудаче поступить ещё куда-то, ведь в МГУ экзамены пораньше.

Забегая вперёд, скажу, что удалось поступить десяти. Это не значит – десяти лучшим. Тогда ещё не была развита глобальная индустрия финансового смазывания механизма поступления, но действовали законы блата и некоторой идеологической фильтрации. А главное – экзамены во многом были лотереей.

О заключении отца я в анкете не упомянул. Иначе о поступлении можно было бы забыть и документы вообще не подавать.

Задачи на письменном экзамене по математике были мне вполне по силам, кроме одной специальной задачи, предназначенной для поиска гениев. Ведь готовились мы активно, во множестве решая варианты прошлых лет и сборники трудных задач. Однако, свободно справившись с одной из обычных задач, я ошибся в мелочи, в арифметике. Придя домой, перерешал задачи заново и обнаружил, что из-за этого мне светит лишь тройка, а значит шансов поступить у меня практически не остаётся. Я даже написал маме в пионерлагерь письмо, где сообщал, что с механико-математическим не получилось и придётся поступать в какой-нибудь мясо-молочный.