Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Французским мы занимались группой в пять-семь человек по несколько часов в день. Язык мне очень нравился, куда больше английского, который я учил много лет – в школе и на мехмате. Энергичный курс позволил мне узнать французский не хуже, а на какое-то время даже лучше, чем английский.

Нас ориентировали на преподавание математики, но не ограничивались этой стороной языка. Не ограничивался и я. Мне нравился книжный магазинчик на улице Веснина, за МИДом. Сюда временами завозили книжки дешёвых серий классики из Франции. Их раскупали за несколько часов, поэтому надо было отслеживать день завоза. Особенно радовался стихам. Английская литература там тоже была, но преимущественно коммунистической ориентации.

Такое вот замечательное дополнительное время студенчества у меня образовалось. После получения диплома я работал в ЦЭМИ уже инженером (120 руб. – это на десять рублей больше, чем младший научный сотрудник, поэтому я с лёгкостью отказался от должности, сулящей научный стаж). На работу уходило мало времени, потому что я оказался единственным в отделе, кто программировал: тогда это было совершенно новым делом, чем-то вроде магии, даже в Академии наук. Эффективность программирования всех поражала, и регламентировать мою занятость было некому.

Чем ближе к возможному отъезду, тем больше возникало сомнений – а надо ли мне в Алжир? Из рассказов тех, кто там отработал, получалось, что это выгодно (после положенных двух-трёх лет работы все покупали машины, квартиры или дачи), но заниматься преподаванием алжирцам – скучно. Одни спасались трудоголизмом, погружаясь в самостоятельные математические исследования. Другие рисковали спиться, поскольку в аптеках продавался очень дешёвый спирт. К тому же ехать предполагалось семьёй, и было беспокойно, как дочка выдержит африканский климат. Непонятно, чем там заниматься жене. Жалко и бросать ЦЭМИ. Наконец, поехать за границу на пару месяцев – это увлекательно, но на пару лет расставаться с родиной не хотелось.

Всё решилось само собой. К моменту оформления документов истёк срок наших характеристик. Надо было заново утверждать их на парткоме, который за этот год сменился и стал гораздо менее либеральным. Нас вызывали по одному. Со мной завели разговор о шестидневной войне Израиля против арабских стран, окруживших его сильно превосходившими силами. Действительно, Алжир был совсем рядом с этим клокочущим регионом. Пока получалось оставаться в рамках фактов, я как-то балансировал с ответами, но когда от меня стали требовать продекларировать свою солидарность с арабским миром в этом конфликте, как было положено в соответствии с советской политикой, мне врать не захотелось. Сказал, что положение крошечной страны, окружённой агрессорами, не признающими её право на существование, понять можно.

Мою характеристику не утвердили. Алжир отменился.

Но наряду со всеми этими делами – завершением учёбы, началом работы, семейной жизнью, занятиями французским – развивалась ещё одна новая особенность моего существования. Среди разнообразных попыток письменного творчества постепенно формировалось основное русло моих усилий. Я читал тех, кого считали философами другие, и тех, кого сам считал философом. Выписывал цитаты, записывал и шлифовал собственные мысли. Всё это начинало складываться в будущую «Книгу без титула». Может, для этого мне и было дано некое дополнительное время?..

Помню, как лет в семнадцать-восемнадцать задумался: ну, стану взрослым, кончу институт, пойду работать, женюсь, дети появятся… Ну, в походы буду ходить – по выходным или в отпуск… А ещё что?.. Чем жизнь, по большому счёту, будет заполнена?..

И вот теперь блики Луча становились понемногу всё ощутимее. Далеко ещё было до самого представления о Луче, но чувствовалось взаимодействие с чем-то, что способно наполнять жизнь…

Думаю, что я получил от судьбы достаточно льготные условия становления. И в детстве, и в отрочестве, и в юности. Даже когда закончилась учёба в университете, когда я обзавёлся семьёй, пошёл работать и стал думать о заработке, исходя уже не из собственной неприхотливости, а из житейской ответственности за тех, кто от меня зависит, – всё получалось как бы само собой. Естественным стал и переход к полноценной работе в ЦЭМИ: режим посещения остался весьма щадящим, оставлявшим свободу для творческого самоопределения. Так что не могу сказать, что, распрощавшись со студенческой жизнью, я перешёл к суровой реальной повседневности.

Тем не менее, испытание реальностью у меня началось. Обычно словом «реальность» называют совсем иное: нечто вещественное, не считающееся с нашими мечтами и упованиями. Для меня оно означало ту истинную подоплёку видимого мира, которую необходимо осознать, чтобы в нём реально ориентироваться. Тогда я не смог бы этого сформулировать, но переживание было именно таким. Мне казалось, что всё до поры до времени вторично по сравнению с тем, как оно на самом деле , и главные усилия нужны, чтобы в этом разобраться. Именно реальность – та часть человеческого опыта, которая неподвластна нашему воображению, – становилась для меня побуждением к работе и логики, и воображения, без которых тщетно пытаться понять эту самую реальность.

Всё более приоритетной становилась работа над «Книгой без титула». Остальные житейские проблемы приходилось решать так, чтобы при всех своих житейских долженствованиях можно было читать, думать, писать. Таков был облик той повелительной реальности, которая начала мне приоткрываться.

Глава 6. Походы, поездки, полётки

Север и тропики, Дальний Восток и западные славяне. Уроки повсюду.

Глава 7. Предметы времени

Первый полиэтиленовый пакетик. Прощание с пишущей машинкой.

Глава 8. Жизнь трудовая и личная

Как я не стал кандидатом наук, зато оказался писателем.

Глава 9. Вера, мистика и Тайна

Честные рассказы о том, о чём не расскажешь.

Глава 10. Распад советского строя

Житейские подробности политического катаклизма.

В первой части естественнее было придерживаться хронологической последовательности судьбы. Но теперь хочется вглядеться в некоторые линии жизни с их особым содержанием. Если одни относятся, как и раньше, к определённому периоду времени, другие проходят – может быть, несколько отрывочно – по разным возрастам.

Сам объединяющий взгляд на события той или другой линии (той или иной главы жизни) помогает мне лучше увидеть её смысл, значение для судьбы в целом. Буду благодарен терпеливому читателю, который составит мне компанию в этом частном исследовании, примиряясь порою с забеганиями вперёд. Надеюсь, что в итоге успею разъяснить всё наиболее важное.