Яна Колесинская - Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами

Поначалу Лем пытался выявить закономерность душевных состояний. Ступив из гримерки в темноту кулис, закрывал глаза, сжимал кулаки, шептал: «Иже еси на небеси, да приидет царствие твое да будет воля твоя…». Бесполезно, и он, как и его любимый писатель Набоков, стал безбожником с вольной душой в этом мире, кишащем богами. Пытался поймать вдохновение с помощью напитков. Оказалось еще хуже, чем молитва. Конфуз, случившийся году в 1985-м, избавил его от алкогольного заблуждения на всю оставшуюся жизнь.

Слегка выпив перед спектаклем «Восемнадцатый верблюд» и пребывая в приподнятом расположении духа, то есть не испытывая никакого мандража перед выходом на сцену, Лем легко и вдохновенно отыграл первый акт. В эйфории от успеха решил добавить в антракте. Второй акт отыграл на автопилоте. Лемешонок Первый, вынужденный свидетель позора, сделался мрачен, наполнился презрением, разговаривать с негодяем не пожелал. А прима Анна Яковлевна Покидченко обыгрывала его невменяемость, помогала устоять на ногах, в перерыве между эпизодами всеми силами приводила в чувство – била по щекам, давала нашатырь, уговаривала. Возилась с ним, как нянька.

Не помнит, как добрался домой. Утром, выкарабкиваясь из сна, опрокинулся в гадкий стыд. Во время гигиенических процедур сломал зубную щетку. На работу шел как из-под палки. Молил Бога провалить его под землю, но тот, как водится, не реагировал. Нашел в себе силы извиниться перед каждым участником вчерашнего спектакля. Анна Яковлевна потребовала с него слово, что подобного не повторится. Через несколько лет Лем начнет свое знаменитое «Письмо актерам» с признания ей – «прямая и звонкая, как игла, сумевшая прошить неподатливое время».

Немеркнущая звезда «Красного факела» сыграла решающую роль в его сценической жизни. Слово, данное Анне Яковлевне, Лем держит и после ее ухода. Глоток коньяка, а то и не один, ждет его в гримерке после поклона. Предвкушая момент, иной раз заранее наполнит рюмочку, накроет ее листом бумаги, дабы на нектар не покусилась алчная муха. За исключением периодов, которые он назначает себе сам – на несколько месяцев добровольного воздержания.

Ничего не осталось от юношеских молитв, ритуалов, заговоров, приворотов, только осмысленное профессиональное волнение перед выходом на сцену. И мамино серебряное колечко, которое он надевает на мизинец, если это не противоречит роли. От талисмана мало что зависит, просто на душе чуть-чуть теплее.

…Первый практический урок профессионального мастерства Лем получил на третьем курсе в ТЮЗе. Там на законных основаниях уже блистал Игорь Белозёров. Обогнав Лема на восемь лет, он стал звездой первой величины, красавцем с роскошными кудрями, стальным взглядом и громовыми раскатами зычного голоса.

Репетируя влюбленного в учительницу Алёшу Смородина в спектакле «Ключ без права передачи», Лем очень старался. В сценах с Игорем Белозёровым Лем старался неистово. В очередной раз он бросился на партнера и схватил за грудки, вложив в сей порыв всю страстность своей кипучей натуры. Белаз, оставаясь невозмутимым, вылил на салагу ушат холодной воды: «Осторожно, не помни мне рубашку». Так на съемках фильма «Марафонец» юный Дастин Хофман психовал, бесился, сходил с ума, падал, как подкошенный, лежал пластом, и великий Лоренс Оливье сказал ему: «Молодой человек, а играть вы не пробовали?».

Первая интрига настигла Лема на четвертом курсе. Его назначили на главную роль в спектакле ТЮЗа. В паре с ним репетировал актер, который уже окончил НТУ и был зачислен в труппу. Тот с младых ногтей отдавал себе отчет, какие действия нужно предпринять, чтобы добиться успеха, заявить о себе сразу и навсегда, стать ведущим актером труппы. В ход шли сплетни, подметные письма, жесткое давление во время репетиций, доклады режиссеру о хамстве партнера во время работы. Едва почувствовав мышиную возню, Лем просто-напросто перестал ходить на репетиции, ведь выпускной курс требует полной отдачи на лекциях. Соперник сыграл главную роль достойно. И стал ведущим актером труппы. А у Владимира Лемешонка было всё впереди.

Первая значимая работа пришла в 1975 году. Педагог курса Александр Левит в дипломном спектакле по пьесе Виктора Розова «В день свадьбы» отдал роль Мишки – Узде и Аблею, а роль его детдомовского друга Васьки – Лему. Он вытащил из своих студентов главные свойства их актерской природы: из Михаила Аблеева мягкость и обаяние; из Анатолия Узденского значительность, весомость, эдакий габеновский взгляд; из Владимира Лемешонка лихость и кураж.

Васька Заболотный предстал ярко выраженной индивидуальностью: врожденная веселость и разгульность, детдомовская развязность и дерзость, презрение к запретам и «слабость по женской части». «Трахальщик», определил для себя Лем и придумал особый раздевающий взгляд, бросаемый на женский пол. Васькины жесты были резки и порывисты, он двигался стремительно, наотмашь принимал решения. С Мишкой они яро спорили о свободе и нравственности, ответственности и выборе. Формально Михаил был прав. Но прописные истины давали крен, их приходилось подвергать проверке и пересматривать.

Васька таил в себе духовную глубину, которая удерживала его от лжи, не позволяла сделать вид, что происходящее его не касается. «Не люблю, когда мне жизнь на завтра откладывают. Завтра, мол, тебе будет хорошо, а теперь потерпи», – сердился Васька, настаивая, чтобы и друг немедленно совершил честный поступок и отменил свадьбу с нелюбимой девушкой. Не признающий никаких уз, он в результате оказывался прав в том, что слушать нужно только голос сердца. За этим персонажем хотелось идти, сверять с ним свое отношение к жизни, к событиям в семье и за ее пределами. А Мишка благодаря ему открывал новую правду и нового себя.

Профессор ГИТИСа знаменитая Евгения Козырева приехала в НТУ как председатель аттестационной комиссии. Поставила Лемешонку «отл.», резюмируя: «Этого мальчика я могу устроить в любой театр Москвы». Сообщила коллегам о своих намерениях пригласить будущую звезду в ГИТИС сразу на третий курс. Те отрезвили профессора: «Проблема одна: этот мальчик сильно пьет». – «Алкашей у нас и своих хватает», – безутешно вздохнула Евгения Николаевна.

Приговор был приведен в исполнение. Лем навсегда остался сибирским артистом. А в театральном училище их курс еще долго называли курсом Лемешонка.

О приверженности к месту он будет размышлять многие годы. Почему так вышло, его ли это собственный выбор или Судьба так распорядилась? Впрочем, Новосибирск не выбирают. Он сам выбирает. Выбирает, кого оставить, а кого выдавить за ненадобностью, как пасту из тюбика, вне зависимости от таланта и прописки. Странный город: огромный, неуправляемый, коварный. Насколько театральный, настолько криминальный. Непробиваемый в своей закостенелости и устремленный в будущее.