Яна Колесинская - Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами

Май 2010 г.

Семен Иоаниди был горд тем, что открыл публике нового кумира. «Я сразу понял, что ты далеко пойдешь», – сдержанно похвалил Игорь Белозёров. В театре заговорили о том, что природа вовсе не отдыхает на детях талантливых родителей, и Евгений Семенович еле сдерживал довольную улыбку.

Оба Лемешонка играли в «Гнезде глухаря» тех, кем были на самом деле, – беспрестанно конфликтующих отца и сына, каждый из которых по-своему пытался разобраться с жизнью. Правда, до открытой вражды в жизни не доходило, здесь же они были непримиримы. Характеры были заострены до предела и выводили на уровень социального обобщения. То, что происходило со страной, сконцентрировалось в истории одной семьи, – внешне благополучной, а на самом деле состоящей из чужих и чуждых друг другу людей.

Судаков-старший жил по законам карьерной выгоды и принуждал своих близких ему соответствовать. Глухарь и знать не хотел, как от его двуличия страдают жена и дети. Свитое им советское гнездо внешне было благополучно, а внутри пропитано ложью. Судаков-младший рано почувствовал, что неблагополучно в этом доме, и в силу своих юношеских возможностей протестовал против его устоев. Недаром его звали Пров.

Смелость и решительность, качества, о которых Лем мечтал, но не признавал за собой, он взрастил в своем герое. Битком набитый противоречиями, он снабдил ими и Прова. Этот парень выделялся из компании сверстников взрослым оценивающим взглядом и подростковой угловатостью, злобной вспыльчивостью и беспомощной колючестью перед отцом. В этих противоречиях Владимир Лемешонок прорисовывал упорство героя в его борьбе против «оскотинивания», за жизнь по совести. Навязываемые ему идеологические штампы, как помесь показухи с абракадаброй, вызывали у него отторжение. Понимание Прова о нравственности произрастало не из воспитания, которое шло совсем в другом русле, а из подсознания, из интуитивных представлений о мире. Конфликтное состоянии души, усиленное юношеским максимализмом, приводило в итоге к спорным, но честным решениям. Если считать семью ячейкой общества, то спектакль вселял в зрителя уверенность, что общество небезнадежно, раз в нем формируется личность с твердым нравственным стержнем.

Спектакль «Гнездо глухаря» стал стартом актерской карьеры Владимира Лемешонка. Роль Прова можно зачислить в десяток лучших, точнее, самых значимых и знаковых его работ. После армии, как и полагается, пошел новый отсчет жизни, а начало отсчету дала первая серьезная актерская удача. Наверное, это и повлияло на его восприятие «Красного факела» как родного дома и единственного театра в Судьбе. Потом, и даже очень скоро, случатся проходные роли, непримиримые конфликты, горькое отчаяние, но всё решил первый аккорд.

«Гнездо глухаря» разбудило публику, как «Колокол» Герцена. Это был самый аншлаговый спектакль в репертуаре театрального Новосибирска конца 70-х—начала 80-х. За билетами в кассу «Красного факела» выстраивались очереди, и в них говорили о том, что надо успеть увидеть правду жизни, а то снимут с репертуара. И так целое десятилетие. Совдепия пала, а «Гнездо глухаря» продолжало волновать и будоражить. Лем посмеивался, что ему уже 30 лет, а он всё еще играет пятнадцатилетнего пацана. Да и не одного. На волне успеха очередной режиссер Юрий Спицын поставил «Кабанчика», но, считает Лем, это был перепев старой темы для всех участников процесса, включая драматурга. А играл так пронзительно, с такой внутренней мощью бросал с авансцены в зал свой ключевой монолог, что становилось реально страшно, как бы и у персонажа, и у артиста не лопнуло сердце.

Август 1987 года был ознаменован гастролями в Томске. Среди вороха газетных публикаций, напичканных махровыми советскими штампами, выделялась рецензия профессора Валентины Головчинер о «Кабанчике»: «Артист В. Лемешонок вместе с режиссером Ю. Спицыным сумели сделать Алёшу центральной фигурой спектакля, точно представили только еще намечающийся момент перехода героя от одного состояния к другому: от эмоционального шока к размышлению и попыткам анализа, непрочность второго, постоянное возвращение под воздействием разных встреч в состояние, близкое к аффекту. Это определяет и течение (невероятно большого в драме и в силу этого трудного) монолога во втором акте. Алёша-Лемешонок начинает его внешне спокойно, даже иронично, но клокочущая внутри стихия прорывается в крик…».

А критик Рита Раскина в газете «Советская Сибирь» посвящает ему почти всю огромную рецензию на спектакль «Кабанчик»: «Ершистый, дерзкий, настороженный, как в засаде, подобравшийся, как для прыжка, – таков Алексей В. Лемешонка. Дерзость его – это мгновенная реакция, как вспышка красной лампочки индикатора, как резкий звук сторожевого сигнала. Алексей улавливает фальшь в любых ее обличьях, чувствует косность и рутину под вывеской высокого авторитета и различает двойную бухгалтерию нравственных критериев… Но рядом с Ольгой Алексей иной – почти мальчишка с чуть покровительственной добротой, со всплесками мальчишеской бравады. Мгновенно налаживается контакт двух сверстников, и реплики пасуются легко и точно, как мяч в руках умелых игроков…

С той же жесткостью нравственных мерок, с какой он судит других, Алексей подвергает суду и себя. Это акцентирует В. Лемешонок в страстной исповеди Алёши. Возвышенная скалистая площадка становится для Алексея площадью покаяния, залом суда, где он – и обвиняемый, и обвинитель. Здесь он вновь проходит все девять кругов нравственных мук, терзаний, которые подтачивают и физические его силы. Артист ведет монолог в стремительном и напряженном темпе. Слова рвутся наружу и не приносят облегчения… Монолог Алексея откровенно публицистичен. Это авторское кредо, авторское исследование того явления, которое получило название социальной коррозии. Зоркий взгляд Алексея видит ее признаки не только в обычном корыстолюбии, он различает многие её оттенки. И существование в обстановке полуправды, в тесном круге устроителей комфортабельной жизни, где вывернуты наизнанку понятия справедливости и чести, для него невыносимо… Алексей вспоминает охоту на кабанов. Это был комфортабельно обставленный расстрел диких животных, которые пришли к кормушке. И двадцатилетний мальчик (ему помогла рука взрослого) тоже пристрелил свою жертву. Алексей вспоминает сейчас эту смерть как свою вину и беду, и как вину и беду всего человечества перед миром природы, всем живущим на земле. Здесь философия драмы смыкается с современной литературой – с «Плахой» Ч. Айтматова, с произведениями В. Распутина…».

В компанию к «типичным розовским мальчикам» попал индивид иного склада. Он явился из загадочной пьесы Карло Гоцци «Ворон». Принца Дженнаро играл совершенно другой артист, не иначе как двойник Лемешонка. Тихий, мягкий, осторожный, интеллигентный вьюноша никакого подвига не жаждал, к героическим действиям склонен не был. Но фатум кидает тебя в пекло помимо твоей воли. Какое решение принять, если на карту поставлены и твоя жизнь, и счастье брата? Углубляясь в психологию персонажа, Лем искал в нем внутренние сомнения, предшествующие решительным действиям; его интересовало, как именно человек выходит на поступок. Они с режиссером Дмитрием Масленниковым придумали, что все действия Дженнаро продиктованы страхом. И тем душа его казалась чище, чем отчаяннее, шаг за шагом, юный принц этот страх преодолевал. На то она и сказка, на то и комедия дель арте, чтобы добро оказалось сильнее страха.