Яна Колесинская - Звук натянутой струны. Артист театра «Красный факел» Владимир Лемешонок на сцене и за кулисами

С отвращением листаю жизнь мою! Вернувшись из армии, он захотел пить любовь большими сладкими глотками – и захлебнулся. Временно упустил из виду, что отношения с прекрасным полом придуманы для сплошных мучений.

Господи, сколько женщин говорили ему «Я тебя люблю»! Наиболее умные добавляли при этом: «Я понимаю, что это не взаимно». Приближаясь к нему, женщины намагничивались надолго, а то и навсегда. И даже если он решал увеличить расстояние и отрубить по живому, магнит продолжал притягивать без его на то согласия. «Те, кто его любил, были с ним, как правило, несчастны, а без него – еще несчастнее», – через много лет напишет Дмитрий Быков о Маяковском в одной из его любимых книг «Тринадцатый апостол».

Вереница страдающих возлюбленных никак не могла повлиять на самооценку самоистязателя. Самолюбие требовало более утонченных доказательств собственной значимости – и не находило их. А если он влюблялся, то именно в этом состоянии наиболее остро ощущал свою ничтожность. Что за слово нелепое – любовь, почему его произносят всуе, как горько, что все это происходит низко, приземленно, внекрыло. Он, с его максимализмом, требовал от любви абсолюта, а не получая его, проклинал недостижимую бесконечность.

Костюмерша Оля Скрябина возникла случайно, но надолго. Своей выступающей нижней челюстью Оля ассоциировалась у него с Алисой Фрейндлих, чем и покорила. Она была единственной из всего донжуанского списка, с кем Лем явился ярым инициатором отношений. Подруги предупреждали Олю, что не надо бы с ним связываться, и она оставалась холодна к его уловкам. Как у Маяковского: «Приду в четыре, сказала Мария. Восемь. Девять. Десять»…

1979 год собирались отмечать вчетвером: Оля и ее подруга пригласили в гости Лема с Уздой. Артисты, нагруженные мандаринами и шампанским, постучали в дверь коммуналки на Ипподромской. Застыли на пороге: в комнате уже расположились два кавалера и чувствовали себя как дома. Друзья ни слова ни говоря повернулись и вышли. Узденский выводы сделал сразу. Он не прощал ударов по самолюбию. Лемешонку оставалось только восхищаться твердостью его характера.

На их счету свидания на морозе, куда Оля не стеснялась приходить в валенках, объятия в костюмерной, выяснения отношений, взаимные обиды, хлопанье дверьми, мольбы и слезы, горький привкус мезальянса, интересное ощущение на пальце обручального кольца, стремление поскорее съехать от родителей и поселиться в коммуналке, где у них не переводились звоны бокалов и разборки с соседями.

Странное дело, они познакомились на работе, но Оля была в театре человек случайный. Творчество было отдельно, личная жизнь отдельно. Олю больше волновало, как муж ведет себя в быту и сколько денег отдает на хозяйство. Особо не вдаваясь в тонкости искусства, она элементарно хотела семью и детей. Она вышла замуж не за того человека. Лем не перестанет терзать себя, что искалечил ей жизнь.

В один момент захотелось все бросить и замыслить побег. Хоть куда, лишь бы отсюда. Лем выбрал Омский театр драмы, где в то время происходил творческий взлет. Легендарный директор Мигдат Ханжаров согласился принять в труппу молодого, но уже известного артиста. Стали обговаривать детали, директор задумался, куда поселить приезжего, задал уточняющий вопрос: «Вы женаты?» – «Если останусь здесь, то уже нет». Директор понравился, театр понравился, город понравился. Проблема обозначилась в нем самом: он – человек места. Каким бы ни было это место, оно у него одно, и другого не будет. И поэтому невозможно жить в чужой квартире, в чужом городе, в чужой стране. Работать в чужом театре. В тот же день Лем взял обратный билет и вернулся домой. Новосибирск не отпускал, но брак был под вопросом. Вся жизнь была сплошной брак. За исключением сына Жени.

Мужская часть семьи, 1990 г. Фото Геннадия Седова.

Честно говоря, Лем не собирался взваливать на себя такую ответственность. Он категорически не представлял рядом с собой ни домашних любимцев, ни комнатных растений, не говоря уж о детишках. Как напишет один из его любимых писателей Людмила Улицкая в «Лестнице Якова» про гениального математика Витасю, собственная жизнь виделась ему «навязанной и мучительной, и производить на свет еще одно страдающее существо, подобное ему самому, он не желал».

В 24 года Лем стал отцом и приступил к взращиванию Лемешонка Третьего.

– Я не считаю Женю другим, то есть отдельным от меня человеком. Считаю его частью себя. Он – это я. У нас одна кровеносная система. Предчувствовал, что это произойдет, что на детей придется тратиться так же, как на себя, что они никогда не будут отдельно, и всё это будет моим бюджетом, моими нервами, и никуда от этого не деться. Поэтому не хотел детей, не видел в себе для этого сил. Но когда появился Женя, я понял, что люблю это крошечное существо, а теперь горжусь им, многому у него учусь и слушаю практически не перебивая. Сын – самый главный человек в моей жизни.

Июнь 2016 г.

Никто Женю особо не воспитывал, ведь понятие «воспитание» принадлежит кисейным барышням. Привел к себе на работу, отпустил бродить по закоулкам закулисья – вот и всё воспитание. Но прежде чем впервые переступить порог «Красного факела», трехлетний Женя доказал наличие в своем организме театральной крови.

В понедельник, то есть в актерский выходной, дома наступили редкие часы перемирия. Родители уселись смотреть по телевизору «Три поросенка» – первую за многие годы детскую сказку, которая, как признал худсовет, имела художественную ценность. В веселой, остроумной, увлекательной постановке Дмитрия Масленникова Наф-Наф, Ниф-Ниф и Нуф-Нуф были непростыми ребятами, а заправлял оравой волк. Из всех волков, сыгранных Владимиром Лемешонком, этот был самый креативный.

Женя невозмутимо ползал по полу. Вдруг он поднял голову от игрушек и заявил о своем открытии: «Папа – вок!». Застыл у телевизора. Не шелохнулся на протяжении всего зрелища. Теперь уже родители смотрели не на экран, а на него. В общем, с ребенком стало всё понятно.

Совсем скоро, в почтенном возрасте пяти лет, Лемешонок Третий впервые вышел на сцену. Вместе с дедом играл в спектакле «Виноватые» по Арбузову. Роль была эпизодическая, но возвышенная – главный герой в детстве. Женя взлетал туда-сюда на качелях, читая при этом стихи Тютчева. Стихи выучились легко, на сцену бежалось вприпрыжку. Вот вам и готовый артист, умилялись родители. Они еще не знали, что эта роль останется единственной, потому что Судьбой уготовано выходить на сцену только на поклоне, да и то лишь в премьерном спектакле. Зато он будет присутствовать в каждой своей постановке весомо и зримо, с начала и до финала.