Анатолий Галущенко - Страна контрастов. Мемуары разработчика ядерного оружия СССР

Дмитрий – старший из двоих моих братьев. Родился он в 1926 году. Его поколению ещё досталось «понюхать пороху» на фронте. Не всем им выпало вернуться живыми. Митя вернулся – покалеченный, но живой.

Во время оккупации, как и вся наша семья, жил у деда в Григоровке. Было ему тогда 15—17 лет. Как и сестра Валя, Митя находился под угрозой угона в Германию.

Мама рассказывала мне, как в одну из облав Митю спас кизяк. Кизяком на Украине называют коровяк, коровий навоз. На селе он служил ценным материалом не только в качестве удобрения. Его для прочности и эластичности вместе с чабрецом, полынью и другими пахучими травами добавляли в глину и этой смесью мазали в хате доливку (земляной пол), потом покрывали цветными самодельными дорожками. В жаркую летнюю пору ставни на окнах закрывали, от доливки шли прохлада и аромат пахучего разнотравья. Ещё кизяк использовали в качестве топлива. Для этого его во влажном состоянии на земле формовали в виде плоских кирпичиков. Чтобы их хорошо высушить, из подсохших кирпичиков выкладывали пирамидки высотой метр-полтора с зазорами для продувки. Вот в одну из таких пирамидок мать и спрятала Митю при облаве.

Несколько немцев с полицаями забежали во двор. Проверяли хату, сарай, сад. Один из немцев подошёл к пирамидкам кизяка и стал тыкать в них штыком винтовки. Когда немец проткнул штыком Митину пирамидку, мать чуть не потеряла сознание. Проткнул – тишина, пошёл к следующей. Когда облава закончилась, мать разбросала пирамидку – внутри сидел целый и невредимый Митя. Штык прошёл мимо!

А вот ещё случай с Митей во время немецкой оккупации.

Зима 1943 года. Немцы под Сталинградом потерпели сокрушительное поражение. Через Григоровку брели на запад немецкие солдаты, сильно потрёпанные под Сталинградом. Это было жалкое зрелище.

Вспоминая это время, мать отмечала разительное отличие в том, как выглядели немцы в 1941 году, когда шли на восток в сторону Сталинграда, и в 1943-м, когда отступали от Сталинграда на запад. На восток немцы шли стройной колонной, солдаты подтянутые, аккуратно одетые, форма с иголочки; на запад брели толпой, обросшие, в обтрёпанной одежде, укутанные в бабьи платки и какое-то тряпьё.

Митя, как и другие селяне, стоял у дороги и с любопытством смотрел на это шествие. Вдруг один из немцев, тянувший на санках какой-то скарб, схватил Митю и заставил его тянуть свои санки. Мать со слезами умоляла немца отпустить сына. Немец был неумолим. Митя тянул санки. Мать всё настойчивее приставала к немцу, чтобы он отпустил сына. В конце концов, это надоело немцу, он с руганью: «Russische schwein!» (русская свинья) оттолкнул мать и отшвырнул в кювет Митю. Митя тут же дал дёру.

В августе 1943 года Мите исполнилось 19 лет. И как только в сентябре 1943 года наши освободили Донбасс от немецко-фашистских захватчиков, Митю тут же призвали в Красную Армию.

Сначала он был направлен в школу пулемётчиков в Саратове. В школе было тяжело – там царил голод. В войну в стране был лозунг: «Всё для фронта, всё для Победы!». Продукты тоже в первую очередь направлялись в действующую армию. Учащиеся пулемётной школы рвались на фронт и потому, что там было не так голодно.

После пулемётной школы Митю отправили на фронт в Прибалтику. В Литве его тяжело ранило. Было это так: пулемётному расчёту надо было окопаться на вновь занятой позиции. Митю, как самого молодого, командир послал за лопатой. Когда он возвращался назад с лопатой в левой руке и уже близко подошёл к товарищам, произошло прямое попадание вражеского снаряда в пулемётное гнездо. Товарищи все погибли. Митя остался жив, но и в него попало два осколка этого снаряда – один в ногу ниже колена, не задев кость, а второй отрубил три пальца и срезал локтевой сустав левой руки, в которой он держал лопату.

Сначала его лечили в госпитале в районе Шауляя. Но после нападения «лесных братьев» и гибели части раненых, госпиталь эвакуировали в глубокий тыл. Подлечившись, Митя, покалеченный, с перебинтованной рукой вернулся домой, на Трудовской рудник, куда семья уже возвратилась из Григоровки.

Но дома он жил недолго. Вскоре поступил в Великоанадольский лесной техникум, который находился в Волновахском районе Сталинской области. После окончания техникума был направлен на работу лесничим в Волынскую область на Западной Украине.

В то время там было очень неспокойно – в лесах было полно бандеровцев. Нередки были случаи убийства председателей, секретарей сельсоветов и так называемых «восточников» – приехавших с Восточной Украины специалистов: врачей, учителей. Однажды и его в лесу задержали бандеровцы. От расстрела Дмитрия спасло то, что у него не было оружия, которое было положено «восточникам».

В Волынской области брат женился на девушке из местных.

Брат Дмитрий, 2006. Фото автора

У них родилось четверо детей. В середине 50-х годов Дмитрия перевели на работу лесничим в Черниговскую область – сначала в Щорский, а потом в Корюковский район. В Корюковке он построил дом, ездил на «Запорожце», который ему дали бесплатно как инвалиду Отечественной войны. Работал лесничим до выхода на пенсию. Умер уважаемым человеком на 85-м году жизни, в окружении многочисленных детей и внуков.

Михаил родился в 1928 году. Он заметно отличался от сестры и братьев не только внешне, но и по характеру. Все, кроме него, как и отец, русые, широколицые. У Миши, как у матери, волосы тёмные, лицо продолговатое. По типу характера Михаил был холерик, остальные – сангвиники. Несмотря на довольно крутой нрав отца, мы с ним хорошо ладили. А вот у Миши с отцом частенько бывали стычки.

У него постоянно были какие-то увлечения. Ещё до войны, когда ему было лет 10—12, увлёкся голубями, устроил для них голубятню у нашего дома барачного типа на Трудовском. В оккупации, когда мы жили у деда в Григоровке, время было голодное, и Миша занялся ловлей ворон и выливанием из нор сусликов. По воспоминаниям сестры Вали, мясо суслика было как у кролика – вполне съедобное. А ворону приходилось варить долго-долго, и всё равно мясо было очень жёсткое и невкусное. Но голод не тётка, ели и ворон. Кроме тёти Тани. Тётя Таня (сестра отца), в то время девушка лет восемнадцати, ворон не ела – брезговала. Но однажды Валя зашла в хату, когда там была одна Таня, и увидела, как та торопливо ест воронье мясо. Голод оказался сильнее брезгливости! После войны Миша иногда тоже ловил ворон, но уже не для еды, а делал из них прекрасные чучела.

Одно время он увлёкся рисованием картин маслом. Во времена, когда развенчивали очередного «выдающегося государственного деятеля» и в шахтном клубе снимали и выбрасывали его портрет вместе с рамой, Миша уносил портрет домой и использовал для рисования на этом холсте различных пейзажей. На выставки его творения не попали, но дома некоторые висели на стенах.