Владимир Ефремов - Эдельвейсы для Любаши. Коричневый туман над Днестром (сборник)

Звеньевыми были Василий Никифорович Пержан, Николай Филиппович Ефремов (отец автора). Первый тракторист села был Курбан К.В. Это его трактор и по сей день стоит памятником в Родинском парке…

На наших глазах началось строительство здания дома культуры. После завершения возведения этого уникального и красивейшего очага культуры его первым директором стал активный руководитель нескольких художественных кружков, в том числе и прекрасного духового оркестра, Васьков Фёдор Митрофанович.

Обойти вниманием и то, что в селе было много фронтовиков, прошедших горнило второй мировой войны, нельзя. Вернувшись в родное село, они пахали, сеяли, отстраивали разрушенное войной. Это дядя Тодри Цуркан, дядя Семён Мазур, дядя Петя Вахницкий, учитель географии и истории Иван Иванович Яковлев, Маслов Андрей Саввич – инвалид войны, библиотекарь русской школы № 3 и многие, многие другие.

Более четырёхсот сельчан положили свои жизни на полях сражений с хитрым, жестоким, коварным врагом всего человечества – фашизмом. Всегда с трепетным волнением приезжаем из отведённых нам Богом и судьбой мест проживания в родное село. Кладём венки и цветы на могилы родителей. Кладбище сильно расширилось и буйно заросло амброзией. Вот недалеко от могилы тато лежит под памятником в полном составе семья Ивана Ивановича Яковлева (вместе с женой тетей Аней и сыном Борисом – одноклассником автора) – учителя и фронтовика. На этом же кладбище недалеко от своего учителя уже лежат и его ученики Николай Федоренко, Люда Кушнир. Грустно, но таковы реалии. Но не всё так мрачно, радует всё новое. Глинобитные дома, крытые камышовыми крышами, уже редкость, вместо них жители построили красивые уютные дома. Родинский парк, стадион, спортзал, магазины, памятник Ленину, многие предприятия, построенные дороги, церковь.

Ну а что колхоз имени Ленина? Разорвали его дети перестройки на паи и в конце года довольствуются крохами от милости тех, кто прибрал к своим загребущим рукам землю народа. Может, люди опять когда-нибудь объединятся?

Жизнь ведь не стоит на месте…

Детство… У всех оно разное. У одних оно ассоциируется с воспоминаниями о пребывании в летних лагерях Крыма, с купанием в море, с уговорами родителей съесть что-нибудь. В нашей семье, как, впрочем, и в миллионах других, вернувшихся с войны фронтовиков (раненых с истерзанными душами и телами) есть причины вспоминать свое детство менее восторженно.

Постоянное ощущение голода и бурчание в животе направляло мысли думать о еде. И только когда удавалось хоть чем-то поживиться, мы пяти-шестилетние карапузы, играли, как и все дети того страшного послевоенного времени, в войну, выискивали оставшиеся от боев патроны, а если «повезёт», то и снаряд находили. Все найденное мы бросали в костер и с замиранием сердца ждали, когда «бабахнет».

Многих маленьких искателей такого рода приключений можно было увидеть без ноги на маленьких костыликах, без глаза… Мне и моему старшему на два года брату Косте, повезло – мы остались целыми. Отец с мамой увидев, что мы болтаемся без дела, решили пристроить нас хоть каким-то занятием. Заняв по тем временам уйму денег, купили козу.

Польза очевидна: мы при деле, пасем козу, и молочко – хоть не коровье, но все же кое-что в наш скудный рацион питания. Козу, как водится, назвали Машей. Пасли мы ее на берегу Днестра: в других местах власти не разрешали. Кругом колхозные поля гороха, капусты, моркови. Маша удивлялась, почему ее ведут на Днестр, где росли только колючки, когда кругом такое изобилие?

Но бдительный конвой с одной стороны и с другой стороны не позволяли бедной Маше даже голову повернуть в сторону выше упомянутых лакомств. За потраву власти строго взыскивали. Мы, чтобы Маша не соблазнялась, почти бегом проскакивали эти места изобилия. И вот он Днестр. Тогда он нам казался огромным, широким, стремительным и таинственным.

Впереди целый день купания и ловли раков. Горячее солнце спускало с нас за лето по несколько шкур. Наши ноги были покрыты устойчивым слоем цыпок, а так как с обувью они практически не были знакомы, то подошвы ног были как панцирь у черепахи. Из одежды на нас были только сатиновые трусики. Я не помню другой одежды на нас, если трусики можно было назвать одеждой.

В них мы выходили из дома ранней весной и только поздней осенью меня и брата загоняли в дом. Всю зиму коротали в доме тоже босиком. Мама на земляной пол стелила солому и так было до весны.

Однако вернемся к нашей козе, солнцу, Днестру. Купаться нам было строго запрещено, дабы чада не утонули, но, само собой, кто же выдержит у воды и не искупнется?

Жара. Поныряв у берега, мы выжали воду из трусов, повесили их сушить на кустах, чтобы родители не догадались, что мы нарушили запрет. Придя домой, на вопрос: купались? – нет! – в один голос отвечали я и Костя. Тогда мама приступала к досмотру нашей одежды, то бишь, трусиков и, обнаружив в складках, где вдевается резинка, влагу, давала нам подзатыльников.

На другой день, дабы не повторить ошибки прошлого, мы, сняв трусики, закопали их в песок, воткнули выломанную из куста ветку. Наша коза мирно паслась неподалёку и нам казалось, что она не видит наши хитрости. Вдосталь поныряв, мы вышли из воды, радуясь, что сегодня обойдется без подзатыльников. К нашему удивлению, ветки на месте захороненных трусиков не оказалось, ее довольно далеко жевала Маша, хитро поглядывая в нашу сторону и, как нам показалось, улыбалась.

Вместо того чтобы искать трусики, мы побежали к Маше отнимать ветку, затем вернулись, но второпях и от волнения не могли определить, где это проклятая ветка была воткнута! Нас охватила паника. Уже ничего не соображая, мы копали песок, но, увы, тщетно! Так и не найдя ничего, стали совещаться, как быть?! Как пройти домой по улице села голыми?

– Знаешь, что? – предложил Костя, – давай снимем с козы шкуру, обернемся ею и спокойно пойдем домой. Видимо, в Косте проснулся инстинкт наших далеких, только что ставших на ноги предков, одевавшихся в шкуры животных.

– Жалко ее! – заканючил я, – молоко пропадет! От желания есть в животе забурчало.

– И что дома скажем?

– Скажем – волки напали!

– Ну да-а-а, они нас бы съели.

Я живо представил себе, как волки рвут на части козу, затем берутся за нас, чтобы не оставить свидетелей.

– Мне дедушка говорил, что если волки забираются в чей-то сарай, то всех овец перережут, а берут только по одной, а то, если останется кто живой, расскажет всем.

– Ну, да-а, – почесал затылок Костя и стал поглядывать вокруг и за кусты, как будто волки в самом деле стали окружать двух незадачливых пастухов и козу.

Стало темнеть. Мы, так и не придумав ничего, побежали вслед за Машей. Она, видно кое-что поняла и рванула быстрым темпом в сторону села. Догнав Машу, я с радостью понял, что позор мне почти что не грозит.