Константин Деревянко - На трудных дорогах войны. От Кавказа До Балкан

Условия для боевой деятельности переправы улучшались с каждым днём в обеспечении, а вот зима начинала себя давать знать и донимали вражеские самолёты и артиллерия, и потери нарастали.

Вечером 4 января нас постигло большое несчастье.

Я работал с начальником политотдела переправы С. И. Дворяненко в его хате, которая находилась от моей метрах в полутораста. Ко мне приехал начальник Военно-транспортной службы флота П. П. Романов для оказания помощи в лучшей организации перевозок. Я прервал работу в политотделе, чтобы продолжить её после ужина. И с Романовым мы уединились у меня. Закончив деловую беседу, мы предались воспоминаниям о совместной защите Одессы, там он был комендантом порта. Нам было что вспомнить и по Поти, когда мы питали Севастополь. Только мы сели поужинать и отметить приятную встречу фронтовой чаркой – входит незнакомый мне капитан 1-го ранга и представляется: «Матушкин Алексей Алексеевич, вновь назначенный член Военсовета флотилии; я на минутку, заходите после ужина в политотдел, поговорим». И повернулся уходить. Но мы вдвоём подступились: ни в коем случае, вот так сразу и такие встречи полагается хотя бы скромненько, но отметить. И буквально силой его усадили за стол. Только опустошили чарки, раздался гром зенитно-артиллерийских залпов и свист многочисленных бомб – наш Кордон подвергся массированной бомбёжке. Рядом раздался сильный взрыв, под нами закачалась земля, зазвенели стёкла, посыпалась штукатурка, взрывной волной сорвало двери моей комнаты и бросило на нас, и мы повалились. Придя в себя, выскочили во двор. Там, где стояла хатка политотдела, ничего не осталось, а стоявшая рядом автомашина с киноустановкой пылала ярким факелом. Мы бросились туда – прямое попадание в хату. Погиб начальник политотдела С. И. Дворяненко и многие его работники, в том числе В. П. Беляев, Я. С. Медведев, Ф. Л. Коньков, а остальные были тяжело ранены. Это была большая потеря для всей переправы, так как политотдел не только идейно вдохновлял воинов на выполнение боевой задачи, но и оперативно решал задачи обеспечения быта моряков. Неделю я поработал с Дворяненко, а казалось, мы друзья с далёкого прошлого.

Сидор Ильич, человек сердечный, большой открытости души, величайшей оперативности в работе и всегда в гуще рядовых бойцов. Ему переправа во многом обязана хорошим началом работы. Я потерял хорошего помощника и друга. Потому и память о нём сохраню до конца своих дней, как о политработнике фурмановского типа.

Наутро мне представился новый начальник политотдела переправы – подполковник В. Г. Казачёк. Достойная замена погибшего. Узнав, что я очень скорблю по поводу гибели Сидора Ильича Дворяненко, по человеку высокого благородства, большого трудолюбия, необычайной храбрости, Владимир Георгиевич Казачёк, во многом схожий со своим предшественником, мудро продолжил его линию, во многом подражал ему – его методам и стилю в работе.

К нам прибыли уже все обещанные Владимирским и Горшковым очень нужные в наших условиях суда – буксиры и баржи – без них никак не выполнить нам планов командарма.

У нас было два парома большой грузоподъёмности – до 100 тонн – это сущая находка для переправы: на них уставлялись танки, орудия, автомашины, пусковые ракетные установки, но их буксировали слабосильные катера, получалась слабая оборачиваемость. А теперь первый паром водил мощный ледокольный буксир, с красивым названием «Фанагория», которым командовал Степан Иванович Ершов. Второй паром водил сильный и юркий буксир «Сиваш» (он до сих нор в строю), им командовал опытнейший мореход Павел Иванович Овчинников, помощником у него был И. Руденко, механиком – П. И. Пантелеев, а его помощником – Цамая, матросом был Л. Грань: команда крохотная, но все как на подбор. Умельцы плавали круглосуточно, а отдыхали урывками, как положено на фронте в непрерывных боях. Раньше паромы делали три рейса, а сейчас семь рейсов за сутки. За первые две недели мы перевезли всю скопившуюся боевую технику, а затем они одни начнут перевозить за сутки более четырёхсот тонн грузов.

Большой грузоподъёмностью обладали баржи, их стало у нас десять. Их шкипера – это «просмоленные» марсофалы, почти все в годах: A.Д. Дудников, И. И. Погорелов, А. В. Бобылев, А. М. Шилов, Т. Г. Ахмердиев, С. М. Стаковский, Гумешок, а Спиридон Петрович Балакло просто годился мне в отцы, рождения аж 1888 года, прямо-таки патриарх на переправе – таких и не призывали на войну: он пошёл со своей баржей в наше пекло сражаться за Родину, и за это по моему представлению он был удостоен высокой боевой награды. На барже «Тверь» воевала матросом уже немолодая Анастасия Денисовна Погорелова, родственница шкипера, а ещё старше её там же был матрос М. И. Солодов – оба за храбрость, вместе со шкипером Н. И. Погореловым, были удостоены высоких боевых наград. Эти баржи водили буксиры, которыми командовали И. Б. Цоппа, И. Е. Дема, В. В. Косяченко, Авраменко и другой патриарх, рождения 1888 года, Демьян Никитович Прошечкин – капитан буксира «Медик». А командовали отрядом буксиров и барж капитан-лейтенант А. С. Колесников и его помощник лейтенант Г. И. Акулов.

Большими тружениками на переправе оказались рыбацкие сейнеры, которыми командовал капитан-лейтенант Д. Р. Микеберидзе, и рыбацкие дубки – крупные беспалубные шлюпки, на них в довоенное время таманцы возили через пролив в Керчь на рынок дары полей Кубани – арбузы и дыни; а сейчас те и другие перевозили боеприпасы для армии, и на них особенно отличились шкипера В. П. Мордовин и П. И. Петрушенко, награждённые орденом Красной Звезды.

На всех этих средствах экипажи состояли из гражданских лиц; они пришли к нам воевать на передовую морского фронта Керченского плацдарма по велению сердца. Я всегда восторгался, как они старательно выполняли задания военного командования, самозабвенно трудились круглосуточно. При этом надо помнить, что и погрузка, и выгрузка, и переходы проходили под непрерывными ударами вражеской авиации и артиллерии. Василий Иванович Дудков был награждён орденом Красного Знамени, он крепко уже повоевал за Одессу, Очаков, Тендру, Керчь, Новороссийск. Не отставал от него и лоцман Я. Ф. Пшеничный, доставивший по назначению без потерь все доверенные ему суда.

Самыми мобильными средствами у нас оказались самоходные понтоны – они перевозили боевую технику и крупногабаритные грузы, и каждый мог поднять до 60 тонн. Среди их командиров выделялись Исаев, Лопатенко, Попов. Им была установлена норма оборачиваемости – 5 рейсов в день. А стоило было поднажать на организацию погрузки и разгрузки, они довели до 10 рейсов в сутки, – отдыхали во время сорокаминутной стоянки при погрузке, под разрывами снарядов и бомб. За каждый сверхнормативный рейс полагалась премия командарма – 1000 рублей. И тут понтон номер пять лейтенанта Ивана Кузьмича Исаева (помощником у него был мичман Ермаков) начал прямо-таки творить чудеса: довёл до 12 рейсов, а вскоре и до 15. За ним потянулись и другие. Захотелось мне поскорее дотянуть их до Исаева.