Герда Сондерс - Последний вздох памяти

Несмотря на отсутствие средств, которые могли хотя бы приблизиться к «исцелению», существуют лекарства, замедляющие прогресс болезни Альцгеймера и других видов деменций. Однако мои первичные исследования подтвердили то, что мы с Питером узнали на личном опыте: никакое из существующих лекарств не может предотвратить неизбежный упадок, который настигает даже пациентов, находящихся под самым строгим медицинским наблюдением. Более того, мы боялись, что из-за поиска точного диагноза попадем в ловушку, которую писатель и врач Атул Гаванде назвал «непреодолимой инерцией медицинского лечения». Тем не менее мы оба – люди, которые хотят знать, просвещение всегда притягивало нас, как огонь притягивает мотыльков. К тому же подтверждение наших подозрений могло бы помочь нам подготовиться. Если бы впереди замаячило неназываемое, мы смогли бы спланировать дорогостоящий уход, понижение качества нашей текущей жизни и способ закончить мою жизнь в подходящий момент.

Я попросила Питера сходить со мной на первый прием у врача в 2010 году. Терапевт вежливо учла наши сомнения о ценности постановки диагноза. Она выслушала наши проповеди о том, что мы считаем достойным уровнем жизни, и не давила на нас, позволив самим подумать, прежде чем последовать ее предложению сделать мне МРТ. Результаты сканирования выявили «повреждения белого вещества» – показатель забитых микрососудов, по которым кровь не могла добраться до близлежащих областей мозга. Доктор Эборн подтвердила мудрость Интернета: сосудистая деменция может ослабнуть при приеме препаратов, понижающих уровень холестерина и кровяное давление. Однако сначала невролог должна была подтвердить связь между выявленными повреждениями и моими проблемами с памятью.

Обследование у невролога, у нейропсихолога, десятки тестов, сотни долларов – и наконец моя невролог произнесла слово на букву «д». Так или иначе, его симптомы у себя я уже замечала. Врач сообщила, что понадобится еще два неврологических заключения с разницей в два года, чтобы официально диагностировать у меня деменцию.

Но в душе я уже знала: «Я схожу с ума. Я схожу с ума. Я схожу с ума».

Записи из дневника, 11.08.2011 и 15.08.2011

Сегодня днем, когда я пыталась отдохнуть, то не переставала видеть столбцы черного и красного шрифтов «Arial», прокручивающиеся на моих закрытых веках. Питер обнаружил, что вчера мы оба забыли принять лекарства. Я знаю, что внезапная отмена препаратов, которые я принимаю, чтобы справиться со своей тревогой, порожденной потерей краткосрочной памяти, вызывает галлюциногенные эффекты. Слава богу, причина оказалась в этом, а то я думала, что становлюсь еще безумнее.

Об этом я размышляю постоянно. За несколько дней до прокручивающегося шрифта я, усевшись на своей половине нашего двухместного дивана «La-Z-Boy», читала «Ботанику желания» [4] The Botany of Desire (2001) – книга Майкла Поллана, журналиста и публициста, известного своей критикой современной продовольственной и сельскохозяйственной индустрии. Многие ученые обвиняют Поллана в распространении антинаучных взглядов. – Прим. ред. . Вскоре после того, как я начала, я перевернула очередную страницу и проделала в ней дыру, схватив ее между большим и указательным пальцами левой руки. Спустя некоторое время я, судя по всему, опять слишком грубо схватила страницу, и в этот раз оторвала кусочек уголка.

В поисках причинно-следственной связи я сразу же решила, что прокручивающиеся столбцы шрифта и порванные страницы соотносятся друг с другом, пока Питер не сказал о пропуске в приеме лекарств. Как же хорошо винить лекарства в странностях визуального восприятия. Но все же я точно не пропускала таблетки настолько часто, чтобы переложить на них вину за пятнадцать месяцев странностей, о которых я уже написала в моем дневнике. Пусть я и чувствую себя немножко безумной, когда замечаю, что делаю что-то необычное или нелогичное, большую часть времени я не чувствую себя «сумасшедшей». Может, я только прикидываюсь безумной? Или, может, я безумна, как Чеширский Кот?

– А откуда вы знаете, что вы сумасшедший?

– Вот скажи мне, собака – существо нормальное, так? – спросил Кот.

– Да, по-моему, собака – существо нормальное, – согласилась Алиса.

– Хорошо, – сказал Кот. – Известно, что собака ворчит, когда сердится, и машет хвостом, если довольна. А я ворчу, когда доволен и виляю хвостом, когда злюсь. Значит, я ненормальный, то есть сумасшедший.

– Можешь называть как угодно… [5] Перевод Н. Демурова.

Или, быть может, как Фрида Кало, я решила превратить «безумие» в желаемое состояние? В занавес, за которым «я смогу делать, что захочу»? Кало: «Я целыми днями собирала бы цветы в букеты, я писала бы красками горе, любовь, нежность, я равнодушно сносила бы глупость других, и все говорили бы «бедная сумасшедшая» [6] Перевод Н. Кулиш. .

Или, может, тут Дон Кихот – мой учитель? «Когда жизнь сама по себе, кажется, противоречит здравому смыслу, то кто знает, что безумно? Возможно, быть слишком практичным – безумие. Предавать мечты – это может быть безумием. Слишком много здравого смысла может быть безумием. А самое безумное: видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой должна быть!»

Кого бы я ни выбрала в качество образца для подражания в сумасшествии, что ожидает впереди, на меня, как на Шарля Бодлера, уже «повеял ветер, поднятый крылом безумия» [7] Перевод Е. Баевской. .

За годы до того, как моя умственная дезориентация стала ежедневной проблемой, еще до Отделения гендерных исследований, когда я работала в бизнесе, я отправилась в командировку в город Роли, Южная Каролина, где тогда жил Жак, бывший коллега Питера по проектированию компьютеров из ЮАР.

В ЮАР они [8] Названия мест, имена людей и прочая информация, по которой можно установить личность, были изменены по запросу человека, чья история занимает центральное место моего воспоминания и к которому я обращаюсь как к Фанусу. с Питером иногда обедали вместе или ходили в бар после работы, но я встречалась с его женой – давайте назовем их четой Дю Прэ (Du Preez [9] В единственном числе «z» на конце Du Preez немая, во множественном числе произносится как сибилянт. ) – только на спонсируемых компанией мероприятиях. После эмиграции обеих семей в Соединенные Штаты Питер и Жак поддерживали связь, иногда обсуждая опыт обустройства в соответствующих штатах, и мы узнали о его семье и жене гораздо больше, чем в прошлом, в ЮАР.

После моего приземления в Роли Дю Прэ, как это подобает, заехали за мной в отель и повезли к себе домой, где к нам за ужином присоединились другие южноафриканцы. После ностальгического «braaivleis», барбекю, друг Дю Прэ, который пришел на «braaivleis» с партнером-мужчиной, рассказал нам, как осознал, что он гей. Давайте назовем его Фанус.