Ольга Савельева - Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви

Купидон почесал репу и выстрелил в Машку фотографией Алонсо.

Алонсо в переводе с испанского означает «благородный и готовый». Он таким и был. Сначала очень благородным. И через пару дней очень готовым.

Говорил комплименты на ломаном русском, на ходу теряя падежи, склонения и совесть: «Красивый Машья, хотеть тебя в глаз». Это означало, что Алонсо, несмотря на языковой барьер, очень хочет видеть свою русскую нимфу.

Машкин Лос океанос забрезжил фейерверком сбывающейся мечты. Мысленно Машка уже надевала любимое платье – с вырезом и на бретельках – и шла гулять по пестрым улочкам Барселоны, любуясь фонтанами и туристами, а по выходным ездила в Мадрид на шопинг в машине с открытым верхом, вдохновенно рассматривала творения Гауди, прижавшись к плечу своего Алонсо. Вокруг них прыгали два нарядных мальчика с разными именами, но общим отчеством Алонсович. Простое счастье, построенное на трех испанских китах – солнце, вине и хамоне.

Машка и Алонсо стали учить языки, но вокруг них так явно витала страсть, что концентрация сексуального возбуждения в коммуникации была зашкаливающей.

Языкового погружения не получалось. Получался какой-то флирт в стране невыученных уроков. Нет, был и язык, и погружение, но как-то совсем не про артикли и орфографию.

– Кьеро эстар контиго пара сьемпре, ми асес фелиз. – Алонсо не скупился на комплименты. Машка таяла пломбиром и, поправляя бретельку, смущенно выговаривала в ответ:

– Ну вот ты опять, а как же падежи?

Русский язык оказался очень сексуальным и романтичным для Алонсо. Влюбленные падежи развращали Алонсо Машкиными леденцовыми губами.

Родительный падеж сладострастно выяснял планы на вечер: «Кого?», дательный бесстыдно кокетничал: «Кому?», творительный вытворял непристойности, склонения склоняли к открытому разврату.

Испанские мужчины правда очень красивые. Но Алонсо – бог. Подтянутый, статный, с волевым подбородком и смоляными волосами, разделенными волнорезом пробора. Наличие двухэтажного дома на побережье завершало образ писаного красавца. Его хотелось прижимать к вырезу груди и фотографировать.

Машка сдалась: бросилась в омут чувств. Сказала нежное «Си». И показала, смахнув бретельку.

Алонсо решительно взял билет на рейс до Москвы, чем окончательно купил Машкино расположение.

Ее мечта, ее Лос океанос прилетал в Домодедово в 19.45 в пятницу вечером. Через четыре дня.

Четыре дня, почти 100 часов, но они пролетели мгновенно. Все это время Машка драила, отмывала, вентилировала и эпилировала себя и квартиру в хрущевке в Ясенево.

Алонсо прилетал на три дня. Пятница, суббота, воскресенье. И жить он будет у нее. А что время терять? Взрослые же люди. Всего три дня, преступно мало, чтобы построить свою судьбу.

Первый поцелуй, страстный и волнующий, случился еще в зоне прилета. Поездку в такси еле вытерпели. Потом лифт, в котором все почти случилось. И прихожая, которая соединила влюбленные сердца. Машка так себе все и представляла. Пока все шло по плану.

В субботу Машка повела своего Алонсо в центр хвастаться Москвой: они приехали на Красную площадь.

Алонсо выглядел отстраненным, не обращал внимания на достопримечательности. Но была одна странность.

Алонсо любовался собой так откровенно и самозабвенно, что Машке стало неловко. Она тоже пару раз смотрела на себя в зеркало, но лишь для того, чтобы освежить губки и поправить прическу. Алонсо выхватывал у нее зеркальце и подолгу смотрел на себя. Если бы он был дикарем, то в обмен на бусики и зеркальце у него можно было бы выменять родную мать.

Испанец не упускал возможности полюбоваться собой в витринах магазинов. Объективно говоря, любоваться было чем, но русские мужчины так не делают. А если и делают, то только те, что качаются в спортзалах и хотят получить одобрение бицепсного результата. Ну сфотографировал мышцы, ну выложил в соцсети, ну и хватит самолюбования.

Алонсо быстро устал и закапризничал. Они с Машкой зашли в ресторан, сели у зеркальной стены. Алонсо повеселел и стал гладить под столом Машкину коленку.

Машка тонула в смешанных чувствах. Вроде вот он, Лос океанос, сидит и смотрит на свой идеальный пробор, с другой стороны, сердце Алонсо было полно любви к себе, и, вероятно, в нем не было места для Машки.

В ресторане Алонсо по Машкиному совету заказал борщ и голубцы. Впереди была обширная программа, и нужно было хорошо подкрепиться. Испанцы обедают и пьют кофе в разных местах. Поэтому следующим пунктом программы была кофейня через два квартала, а потом поездка на теплоходе по Москве-реке.

Алонсо красиво ел борщ. Но случилось страшное. Маленькая бордовая капелька брызнула своей свекольной мякотью на манжет рубашки Алонсо. Он помрачнел.

– Надо солью засыпать, – засуетилась Машка. – И застирать потом. Соль впитает.

Но, несмотря на все предпринятые действия, на рубашке осталось чуть заметное розовое пятнышко размером с монетку. Настроение Алонсо скатилось ниже плинтуса.

– Поехать дом. Нэт кораб, нет рэка. Нэ хотеть.

Машка с Алонсо поехали домой. По пути Машка думала, что трое суток – это очень много для того, чтобы понять: твой или не твой это человек.

В воскресенье провожать Алонсо в аэропорт Машка не поехала. Заказала ему такси.

– А если я потерянь?

– Не потеряешься, мне в программе покажут, как ты едешь.

– А если я блудун?

– Заблудишься? В аэропорту? Не заблудишься, там везде табло с рейсами.

Алонсо надул губки и краем глаза проскользнул по зеркалу. Поправил волосы и расстегнул верхнюю пуговку на рубашке.

Машка поморщилась. Скорей уже выметайся. Она смотрела вслед такси, увозившего ее несбывшегося Алонсо, и думала, что ее Лос океанос вернулся на исходную. А значит, нужно начинать все сначала. Машка тяжело вздохнула.

– Блудун, бл… – прошептала она со злостью. – Лос сука океанос.

Шерше ля фам – ищите женщину. А как будет «ищите мужчину»? И не по-французски, а по-испански? Не знаете? Ну и ладно.

На Машкином языке женщины в активном поиске любви это будет так: Лос океанос.

– Давай антресоли разберем? – на днях говорит муж.

– Ты? Разберешь? Антресоли?

Ну, думаю, чудеса! Муж в кои-то веки решил выбросить хлам. Старье отправится в мусорные пакеты и на помойку поедет? Да ладно! Включаю Станиславского: не верю.

Дело в том, что мой муж – человек-улитка. Скопидомок. Он категорически не умеет выбрасывать вещи и избавляться от ненужного.

Не умеет, потому что не научили. Даже наоборот: он рос в гордой бедности родительского дома, где каждая вещь, отслужившая свой срок эксплуатации, бережно хранится на всякий случай, а иногда и трогательно реинкарнирует в новый функционал.