Людмила Агутина - Леонид Агутин. Авторизованная биография

Он добровольно вызвался принять участие в занятии по русскому языку.

– Конечно! – обрадовалась я, надеясь, что, глядя на приятеля, и мой сын все сделает быстро.

Через десять минут Дима принес мне тетрадь с написанным каллиграфическим почерком упражнением, в котором не было ни единой ошибки. Получив пять баллов, он, довольный, пошел с родителями на море. А Лёня писать еще и не начинал.

– Ты почему не пишешь? – спрашиваю.

– Не буду писать. Они обманывают. Тут написано: «Было жаркое лето». А ведь шли дожди, и было холодно. Ну, вспомни, мам!

Сначала я просто попыталась заставить сына работать. Но поняла, что, пока что-нибудь не придумаю насчет жаркого лета, он ручку не возьмет.

– Лёнечка, помнишь, ты отдыхал со мной в лагере? Какое тогда было жаркое лето – все горело! Помнишь? Вот в тот год и печатали этот учебник.

– А-а… – протянул сын, наклонился над тетрадкой и написал первое предложение.

– Фу-у, поверил! – обрадовалась я, надеясь, что дальше все пойдет как по маслу.

Но моя радость оказалась преждевременной. Следующее предложение: «Дети пошли в поход».

– Мам, а что такое поход? – незамедлительно последовал вопрос.

– Мы после урока пойдем на море, и по дороге я тебе все расскажу, только напиши упражнение, пожалуйста, – умоляла я.

– Нет, я сейчас хочу узнать! – требовал горе-ученик.

Я попыталась ответить кратко, но тут же посыпались новые вопросы. Тогда, увлекшись, я рассказала про костер, который надо уметь правильно разжигать; про палатки, хорошо натянутые со всех сторон на колышки, чтобы их не унес сильный ветер; про то, что ставить палатку следует на ровном месте, да еще и лапник подложить, чтобы можно было спать; про рюкзак, в котором вещи должны быть распределены так, чтобы мягкое соприкасалось непосредственно со спиной; и про многое другое, о чем хорошо знала, потому что сама когда-то в юности была заядлой походницей.

С горем пополам Лёня выполнил задание, и мы отправились на пляж, прихватив папу, завершившего очередной ремонт нашей машины.

Море нас встретило ласково. Вдоволь накупавшись, Лёнька плюхнулся на песок. Я достала нотную тетрадь и предложила позаниматься. Сын моментально согласился.

Помню, мы переводили из одной тональности в другую. Я в этом не очень разбиралась, но старалась вместе с ним понять премудрости музыкальной грамоты. А Лёне нравилась эта работа, и выполнял он ее с удовольствием.

Кто-то из отдыхавших, наблюдая за нами, сказал мне, что я не жалею сына, отнимаю у него детство, даже нормально отдохнуть не даю. Ерунда все это. Не в этом заключается жалость. Мы и отдохнуть хорошо успели, и позаниматься.

Будучи уже взрослым, Лёня сокрушался о том, что еще и языкам его не научили, о чем он просил меня, будучи совсем маленьким. Возвращаясь как-то из детского сада, сын вдруг заявил:

– Мамочка, научи меня английскому, немецкому, фланцузкому («р» он еще не выговаривал). – Почему-то сразу трем.

Учила, правда, только английскому. Но времени для занятий языком не хватало. Вот и не знает Лёня английский в совершенстве. А жаль!

Вообще сын учился хорошо. В начальной школе его любимым предметом было внеклассное чтение. К этому уроку давалась определенная тема или автор, а дальше полная свобода выбора. Бери любую сказку, любой рассказ – что хочешь, что больше всего нравится. Лёня знал много литературных произведений и тщательно пересматривал свои книги, прежде чем остановиться на чем-либо.

Рассказывал Лёня громко, выразительно, эмоционально. Он умел увлечь класс. Валентина Петровна, как правило, оставляла его «под занавес», когда дети уже немного уставали. Знала – выйдет Лёня, и наступит тишина. Особенно ему удавались смешные произведения Носова, Драгунского, Успенского… Пересказывая их, сын сам смеялся так, что из глаз текли слезы, а его голос тонул в общем хохоте. Ребята держались за животы, падали со стульев, и уже непонятно было, над чем они смеются – над содержанием или над тем, как заразительно Лёня изображал мимикой каждое действующее лицо.

Также на уроках внеклассного чтения звучало много стихов не из школьной программы. Часто проводились конкурсы на лучшего чтеца. На одном из конкурсов я видела, как Лёня читал стихотворение Бориса Заходера «Скрипач». Он прекрасно смог передать авторское настроение: возмущение по поводу гамм и «дребедени», которую герой вынужден был слушать каждый день за стенкой; удивление, что увидел скрипача на сцене Колонного зала; испуг, что сейчас тот начнет «пилить» гаммы.

Слушала я сына, и у меня было такое ощущение, что читает он о себе. Такая гордость звучала в кульминации стихотворения, будто на сцене играл не тот мальчик-скрипач, а он сам, только не на скрипке, а на пианино. И это ему аплодируют зрители!..

Стихи Лёня заучивал быстро не только благодаря хорошей памяти, ему помогала музыка. Он ставил книгу на пюпитр фортепиано, импровизировал мелодию, созвучную, как ему казалось, словам стихотворения, и учил.

В младших классах сын познакомился с поэзией Сергея Есенина. А в старших упивался ритмами и лирической интонацией его стихов, превращая их в песни. До сих пор остались на кассете записанные им произведения «Поет зима, аукает…» и «Край ты мой заброшенный…». Потом то же самое произошло с сонетами Шекспира. Они надолго заняли место на пюпитре.

В десятом классе Лёню попросили провести урок по литературе, посвященный творчеству Шекспира (у нас практиковали такой вид обучения). Сын тщательно готовился к роли учителя. Обложился книгами, много прочитал об этом великом поэте и драматурге. А потом говорит мне:

– Что, если я сочиню музыку к его сонетам и спою их на уроке?

– Конечно! – поддержала его я. – Это будет здорово и необычно.

Мелодии пошли сразу – вот что значит настрой человека и состояние души. Шесть сонетов были положены на музыку, и в результате получились прекрасные романсы.

В тот день сын пришел в школу с гитарой. Увидев ее, ребята решили, что у Лёни репетиция.

Урок по литературе был последним. Никто в классе не знал, что Лёня должен его проводить: это держалось в секрете. В начале урока учитель, как всегда, опрашивал учеников по пройденному материалу. Лёнька нервничал – время шло, а разговор по новой теме даже не начинался. И он не выдержал – поднял руку… Вышел, сел на стул, взял гитару и сказал только одно слово:

– Послушайте! – И запел: – «Ее глаза на звезды не похожи…»

В классе воцарилась тишина. Когда Лёня допел, прозвенел звонок. Но никто не встал с места. Мой сын продолжал петь и рассказывать о Шекспире…

Может сложиться впечатление, что Лёня только и делал, что учился. Однако это не так. Учеба вовсе не была для него единственной радостью в жизни. Если бы сына в семь-восемь лет спросили, что ему больше всего нравится, он, вероятно, ответил бы: игрушки. Ведь ребенок всегда остается ребенком, даже если он уже учится в школе.