Джарон Ланье - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

– Меня смущает, что ты ожидаешь некоего идеального мира.

– А меня смущает, что ты умничаешь и считаешь себя выше просто потому, что научился смиряться со всякой фигней.

– Ну хорош, давай не будем драться. Людей, с которыми нужно драться, и так куча.

– Ладно. Расскажи мне тогда про эти дешевые VR-игры, которые сейчас продаются. Люди создают собственные виртуальные миры?

– Ну, обычно не тогда, когда они сами сидят в виртуальности, но да, возможно, многие смогут создавать собственные миры.

– Но если нельзя импровизированно создать мир, находясь в виртуальности, в чем тогда смысл? Еще одна штуковина, чтобы сбить себя с толку? Да еще и уступает реальному миру. Зачем она кому-то нужна? Ты должен попытаться это прекратить, потому что у них выходит полная лажа. Что с тобой не так? – Эй, чувак, я тебе не полиция виртуальной реальности. Я тут не самый главный.

– Почему? Ты ведь вроде был самым главным!

– На самом деле, здорово наблюдать, как эти детишки заново изобретают виртуальную реальность. В больших компаниях создаются крутые стартапы и собираются группы разработчиков виртуальной реальности. Некоторые из них даже вспоминают о тебе, хотя мода сейчас намного проще. – Меня оскорбляет, когда ты говоришь, что кто-то вспоминает обо мне, если этот кто-то считает виртуальную реальность забавным зрелищем. Они что, не в курсе, что очень скоро это превратится в расхожий штамп? Что произошло с мечтой об импровизации реальности, о ярких сновидениях, которыми можно поделиться? Вместо этого выпускают фильмы и видеоигры с еще более крутыми эффектами, а какой смысл? – Слушай, нельзя посвятить себя служению людям, если считаешь, что ты лучше всех. Виртуальная реальность будет где-то убогой, а где-то замечательной, а потом она станет развиваться и, надеюсь, станет замечательной по-настоящему. Так что расслабься. Наслаждайся процессом. Уважай людей. – Ну и чушь. Но ты хотя бы кричишь об этом, напоминаешь им о наших прошлых мечтах?

– Ну… да… Наверное, в этой книге…

– Слушай, а кто разрабатывает эту дешевую виртуальную реальность? VPL?

– Нет, VPL уже давно не существует. Microsoft выпустила автономный шлем смешанной реальности – для него не нужна базовая станция, он работает везде. Тебя бы определенно впечатлило.

– Microsoft? О нет…

– Ну, сейчас я занимаюсь исследованиями в лабораториях Microsoft.

– Ты что, официально на работу устроился? А, погоди, ты же только что сказал, что да.

– Уймись. Классическое оборудование виртуальной реальности тоже выпускают; правда, не такое, как выпускали мы. Одна социально-сетевая компания купила за два миллиарда долларов компанию поменьше под названием Oculus.

– Стоп, стоп, стоп, что-о-о-о? Два миллиарда за компанию, которая еще ничего не выпустила? Да это не будущее, а рай прямо. И что такое социально-сетевая компания?

– А, ну это корпорация, которая помогает людям общаться между собой и обмениваться упоминаниями друг о друге. Есть алгоритмы, с помощью которых можно адресовать предложения определенным пользователям. Эти компании могут управлять людьми: например, заставить голосовать активнее, всего лишь изменяя алгоритмы. Социальные сети для многих стали центром жизни.

– Но… если все это совместить с виртуальной реальностью, получится похоже на роман Филипа Дика. Боже, это будущее смахивает на ад.

– Оно одновременно и ад, и рай.

– Но молодые, талантливые бунтари не захотят прожить свою жизнь, подчиняясь компьютеру какой-то корпорации…

– Как ни странно, вероятнее всего, новый конфликт поколений возникает из-за того, что молодых людей как раз устраивает, когда цифровым обществом правят корпорации. – Ты так говоришь, как будто это еще один факт, с которым ты можешь жить. Я имею в виду, не превратятся ли они в рабов? Они просто дольше живут с родителями или как? Мир сошел с ума. Все встало с ног на голову. – Но это обычная для мира ситуация. Время от времени это происходит.

– По-моему, мне хочется врезать тебе по физиономии.

– Все может быть.

Родители уехали из большого города сразу после моего рождения. Какое-то время они переезжали с места на место, пока не осели в редкостной глухомани. Это была самая западная часть Техаса, неподалеку от Эль-Пасо, на границе штата Нью-Мексико с собственно Мексикой, настоящее захолустье, которое лишь с трудом можно было назвать частью Америки. Нищая окраина, где практически не соблюдались законы и до которой остальным регионам страны не было совершенно никакого дела.

Почему именно там? Я так и не получил внятного ответа на этот вопрос, но, похоже, мои родители были в бегах. Мать моя родом из Вены и едва выжила в концлагере, а семью отца почти всю перебили во время украинских погромов. Я помню, как они говорили, что надо быть как можно неприметнее, но жить вдалеке от хорошего университета тоже никуда не годится. Их выбор места жительства стал компромиссом между этими двумя условиями, поскольку рядом, в Нью-Мексико, был хороший университет.

Помню, мать считала мексиканские школы больше похожими на европейские, а их учебную программу – более углубленной, чем в Техасе, в то время напоминавшем деревню. Мексиканские школьники на пару лет опережали американских по математике.

«Но ведь эта Европа хотела нас всех убить. Что в ней такого хорошего?» – спросил я. Она ответила, что хорошее происходит везде, даже в Европе, и нужно научиться не зацикливаться на плохом. Кроме того, Мексика совершенно точно не Европа.

И вот каждое утро я пересекал государственную границу, отправляясь в школу Монтессори в Сьюдад-Хуарес в Мексике. Сейчас это кажется странным, потому что таможня стала похожа на самую популярную в мире тюрьму, но в те времена там было пустынно и спокойно, и маленькие старые школьные автобусы курсировали там туда-сюда.

Моя школа была совершенно не такой, как та, в которую я ходил бы в Техасе. На обложках наших учебников были изображены фантастические сцены из ацтекской мифологии. На праздники учителя принаряжались: надевали яркую одежду, делали прически в стиле шестидесятых, а на груди на серебряных цепочках носили больших живых жуков, которые переливались всеми цветами радуги и ползали по их плечам. Примерно каждый час жуков поили из пипетки сахарной водой, подкрашенной в яркий цвет.

Школа работала по методике Монтессори, и нам, как тем жукам, разрешали свободно ходить, где вздумается. Тогда-то я и сделал открытие. Это произошло, когда я листал потрепанный художественный альбом, взятый с книжной полки школьной библиотеки, и увидел там триптих Иеронима Босха «Сад земных наслаждений».