Алистер Макграт - Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Тем не менее давление сторонников университетского курса английской литературы все возрастало [232] Eagleton, T. Literary Theory. Oxford, 2008. Р. 15–46. . Многие традиционалисты в Оксфорде по-прежнему рассматривали этот курс как облегченный, предназначенный для не слишком талантливых юношей, которые пополнят ряды преподавателей частных школ, и, разумеется, для женщин. Многие девушки, недопущенные к изучению точных наук и классических языков, выбирали английскую литературу как одну из немногих открывавшихся перед ними дверей к высшему образованию. С 1892 года Ассоциация поощрения высшего образования для женщин в Оксфорде организовывала лекции и семинары для своих членов, и английская литература играла там главную роль.

Вторая группа студентов, потянувшихся к изучению английской литературы под конец викторианской эпохи, – будущие колониальные чиновники. Индийская гражданская служба, желая обеспечить себя лучшими кадрами, ввела с 1855 года обязательные экзамены по английскому языку. Те студенты Оксфорда, которые планировали делать карьеру в Индии, учуяли, куда ветер дует, и взялись изучать английскую литературу. При этом в Оксфорде упор делался больше на эпитет английская , чем на существительное литература : по мере того, как британский империализм под конец викторианской эпохи и затем в эдвардианский период распространялся все шире, английская литература превращалась в доказательство культурного превосходства метрополии над выскочками-американцами и мятежными колониями.

Победа над Германией в Великой войне также способствовала некоторому подъему национализма и добавила к изучению английской литературы патриотическую мотивацию. Однако в изучении английской литературы в Оксфорде сильнее сказались иные факторы, помимо возрожденного национализма.

Для очень многих вдумчивых умов литература открывала возможность преодолеть травмы и разрушения, причиненные войной, позволяла по-новому сформулировать терзавшие их вопросы и найти более глубокие духовные ответы, не ограничиваясь ура-патриотизмом истеблишмента.

Одним из важнейших факторов такого рода стало, наверное, появление «военных поэтов». Многим их творчество приносило утешение, позволяя увидеть ужасы войны в ином и более осмысленном свете. Другие присматривались к тому, как эти поэты выражают вполне естественный гнев на жестокость и бессмысленность войны, и искали способы придать этому гневу политически и социально конструктивные формы. Иными словами, мотивация для изучения английской литературы в первое послевоенное десятилетие была сложной, но вполне реальной, и она пробудила интерес к той области знаний, что прежде считалась культурно и интеллектуально ущербной по сравнению с изучением классики.

К началу 1920-х годов Оксфордская школа английского языка и литературы существенно расширилась, воспользовавшись послевоенным приливом интереса к своим предметам. По перечисленным выше историческим причинам большинство здесь поначалу все еще составляли девушки-студентки и молодежь, собиравшаяся служить в Индии. По мере того как школа разрасталась, колледжи стали обращать внимание на эту тенденцию, начали создавать вакансии тьюторов по английскому языку и литературе. Едва ли этого мог не заметить Льюис, и раз уж ему не удавалось получить должность преподавателя классических языков или философии, то вот альтернативная возможность.

Он приступил к занятиям английским языком и литературой 13 октября 1922 года, встретившись с А. С. Л. Фаркухарсоном в Университи-колледже и обсудив с ним программу своих занятий. Фаркухарсон посоветовал Льюису поехать в Германию изучать немецкий: будущее, как он полагал, за европейскими литературами, и в этой области должны появиться вакансии. По очевидным причинам Льюис отказался следовать этому совету. Ни миссис Мур, ни Морин не обрадовались бы ни поездке Льюиса в стан недавнего врага, ни его продолжительному отсутствию, когда по дому всегда найдется немало мужских дел.

Учеба показалась Льюису изматывающей. Потребовалось не только полное погружение в весьма обширную литературу, но и приобретение лингвистических навыков, чтобы разобраться в наиболее древних текстах. Но главная проблема заключалась в том, что Льюис решил менее чем за девять месяцев справиться с курсом, рассчитанным на три года. Обычно первокурсник год занимался основной литературой, а следующие два года отводил более подробному изучению, но Льюис был освобожден от базового курса, как человек, уже имеющий оксфордскую степень, и тем не менее нужно было уместить в один год программу двух старших курсов, иначе он бы не мог претендовать на диплом «с отличием», а получил бы только свидетельство об окончании курса. Льюису непременно требовался диплом первого класса, чтобы подтвердить свой потенциал и обеспечить себе наконец работу в университете.

В ту пору между двумя старинными университетами наметился серьезный разрыв в подходе к английской литературе. Оксфорд в 1920-е – 1930-е годы сосредоточился на исторических, текстологических и филологических вопросах, а Кембриджская школа, во главе с наставниками вроде Ричардса (1893–1979) и Ф. Р. Ливиса (1895–1978), выбрала более теоретический подход, рассматривая литературные произведения как «тексты» или «объекты», которые можно подвергнуть научному литературному критицизму. Льюис чувствовал себя как дома в оксфордской школе. Он предпочитал именно авторов и их тексты, а литературная теория вызывала у него отвращение, что ощущается во всех академических работах Льюиса до конца его жизни.

Изучение английской литературы поглощало все силы. За академический год 1922/23 он написал сравнительно мало писем, и в них часто упоминается растущий интерес к древнеанглийскому (англосаксонскому) языку и проблемы, с которыми он сталкивался при его изучении. Он также обнаружил заметную социальную разницу между своими прежними однокурсниками и теми, с кем учился теперь: в основном это «женщины, индийцы и американцы», сообщает он своему дневнику, отличающиеся «некоторым дилетантизмом» по сравнению с будущими специалистами по античности [233] All My Road before Me. P. 120. . Дневник за Михайлов семестр 1922 года ощутимо выдает интеллектуальное одиночество, изредка облегчаемое интересными лекциями и вдохновляющими беседами. Но по большей части умственные радости Льюис черпал из книг, засиживаясь часто до полуночи, чтобы разделаться со своим списком для чтения.

Однако стали возникать отношения, дополнявшие (заменить они никогда не смогут) его давнюю дружбу с Артуром Гривзом. Два человека оказались для него особенно важны. С Оуэном Барфилдом (1898–1997) Льюис познакомился еще в 1919 году. Барфилд тогда изучал английский в колледже Уэдхем. Льюис сразу распознал в нем человека и умного, и хорошо начитанного, хотя расходился с ним в мнениях практически обо всем. «Барфилд, наверное, забыл больше, чем я когда-либо знал», сокрушался он в дневнике [234] Ibid. P. 53. .