Алистер Макграт - Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

16 июля были опубликованы результаты экзамена. Только шестеро из 90 кандидатов получили диплом первого класса, в их числе – Н. Дж. А. Когхилл (Эксетер) и К. С. Льюис (Университи).

Итак, Льюис получил «тройной первый», не такой уж частый случай в Оксфорде. И все же он оставался не у дел. Высококвалифицированный и высокообразованный, но, как сказал он позже отцу, «безработный и непристроенный» [247] Письмо Альберту Льюису от 1 июля 1923 // Letters. Vol. 1. P. 610. – в ту пору, когда экономический упадок охватил большую часть западного мира. Перспективы тоже выглядели мрачно. Льюис пытался заработать, как мог, искал учеников, нуждающихся в репетиторе, брался писать статьи для газет и журналов. Деньги нужны были отчаянно.

Почему же к тому времени Университи-колледж не создал собственную ставку преподавателя английского языка и литературы? Ведь уже в 1896 году колледж пригласил Эрнеста де Селинкура читать лекции по английской литературе, опередив в этом все прочие колледжи [248] Bayley, P. Family Matters III: The English Rising // University College Record 14 (2006). P. 115–116. .Однако членом колледжа Селинкур так и не стал и в 1908 году перешел в Бирмингемский университет, возглавив только что сформированную там английскую кафедру. После Великой войны все больше появлялось желающих изучать этот предмет. И, что самое важное, в лице Льюиса колледж располагал выдающимся талантом: вот, казалось бы, кто может справиться с подобной задачей.

Ответ на загадку – в завещании, сделанном в пользу колледжа одним из былых его членов Робертом Майнорсом (1817–1895) [249] Darwall-Smith, R. History of University College. Р. 449. . Майнорс, успешный юрист, оставил колледжу средства на ставку члена колледжа «для изучения и преподавания социальных наук». Эти деньги колледж получил в 1920 году, и в 1924 году принял решение создать новую ставку по экономике и политике. И такая скромная прибавка к имеющемуся составу колледжа – все, на что в тот момент был готов Университи. Ставка по английскому языку и литературе появится лишь в 1949 году и достанется Питеру Бейли.

Надежды Льюиса получить работу где-нибудь в Оксфорде за пределами родного колледжа пережили множество подъемов и спадов. Колледж Сент-Джонс искал тьютора по философии. Льюис попытал счастья – снова впустую. К маю 1924 года он все еще оставался без работы, кое-как перебиваясь случайными заработками. В письмах отцу речь идет о жизни впроголодь; только самое необходимое. Потом поманила надежда на вакансию в Тринити-колледже, но и это могло оказаться такой же пустой мечтой, как и все прежние.

Затем вмешалась судьба. В апреле 1923 года Реджинальд Макан покинул пост главы колледжа, и его преемником в Университи стал сэр Майкл Сэдлер [250] Ibid. P. 447–452. . Сэдлер с одобрением прочел летом 1923 года работу Льюиса и рекомендовал его коллегам, работающим в издательстве, как рецензента. 11 мая 1924 года Льюис взволнованно пишет отцу: Эдгар Кэррит, его наставник по философии в Университи-колледже, отправляется на год преподавать в Анн Арбор (Мичиган). Колледжу требуется временная замена. Сэдлер предложил Льюису эту работу со ставкой двести фунтов в год. Не слишком много, но лучше, чем ничего. Работать предстояло под руководством другого прежнего учителя – Фаркухарсона. И постепенно из этого может родиться что-то получше. Кстати, если в Тринити-колледже его все-таки возьмут, ему будет позволено отказаться от предложения Университи [251] Письмо Альберту Льюису от 11 мая 1924 // Letters. Vol. 1. P. 627–630. .

Тринити-колледжу Льюис пришелся по душе. Его пригласили на обед – традиционный для Оксфорда способ познакомиться с серьезным кандидатом на вакансию. Но в итоге члены колледжа решили, что другой соискатель нравится им еще больше. Льюис снова проиграл. Но на этот раз у него по крайней мере был запасной вариант.

У Льюиса была теперь работа, пусть и не такая, о какой он в глубине души мечтал. Он преподавал философию, а хотел-то он стать поэтом. Истинной любовью его жизни в ту пору оставался «Даймер», и на него делалась основная ставка в будущем. Но вышло так – разочарованный поэт преподавал философию, чтобы не умереть с голоду. Не первый поэт в подобной ситуации. Томас Стернс Элиот (1888–1965), чьи стихи Льюис, правда, презирал, творил, работая в Колониальном и зарубежном отделе лондонского банка Ллойдс.

Неприязнь к Элиоту побудила Льюиса покуситься на розыгрыш. В июне 1926 года он вздумал послать в журнал New Criterion , который выпускал Элиот, цикл пародийных стихотворений, подражающих его стилю. Льюис надеялся, что Элиот купится и опубликует пародию как подлинную поэзию. Генри Йорк, участвовавший в этом заговоре, сочинил великолепную первую строку: «Моя душа – безоконный фасад» [252] All My Road before Me. Р. 409–410. Сюжет развивается спустя несколько дней: Ibid. Р. 412–414. . Увы, в качестве рифмы Льюис не мог подобрать ничего, кроме разоблачительного «маркиз де Сад», и в итоге от озорного замысла пришлось отказаться.

Творчество помогало Льюису избавиться от внутреннего напряжения, пусть и не способствовало обретению работы. Опубликованная в 1926 году поэма «Даймер» представляла собой стихотворное переложение более ранней прозаической версии. Ни коммерческого успеха, ни славы она не принесла, и можно обоснованно предположить, что провал этого творения знаменует конец мечтаний Льюиса сделаться признанным поэтом – английским ли, ирландским ли. Ведь первоначально открывалась и такая возможность – прозвучать ирландским голосом в поэзии, однако в Оксфорде Льюис быстро понял, насколько узок интерес к ирландской литературе. Почему, спрашивается, Йейтса не ценили в оксфордских литературных кругах? «Вероятно, – замечает Льюис, – его обаяние – чисто ирландское» [253] Письмо Артуру Гривзу от 4 (?) ноября 1917 // Letters. Vol. 1. P. 342. . Вместе с тем Льюис понимал теперь, что его собственный голос никак не может считаться «ирландским». Он был атеистом – точнее, атеистом из ольстерских протестантов, что никак не соответствовало уравнению «ирландец – значит, католик». Да и в любом случае он еще ребенком уехал из Ирландии в Англию, продав первородство, как сказали бы его критики, за английское образование. И наконец, Льюис не писал на сугубо ирландские темы, он явно склонялся к классическим универсальным сюжетам, а не к тем, которые традиционно выбирали поэты, позиционировавшие себя как «ирландские». Ирландский ландшафт повлиял на формирование его голоса, но этот голос не заговорил явно о своих корнях.

При чтении «Даймера» я порой восхищался элегантным выбором слов и философской проницательностью той или иной строки, но подобные моменты интеллектуального удовольствия случались нечасто. Целое оказалось хуже своих частей. Проблески гения не удалось развить, их подавляет обилие плоских и незвучных строк. «Даймер» как поэма попросту не состоялся. Один из друзей Оуэна Барфилда замечал: «Хорошее владение метрикой, изрядный словарь, но Поэзии – ни строчки» [254] Льюис приводит это суждение в дневнике за 26 января 1927: All My Road before Me. Р. 438. .