Алексей Беляков - Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы

Диомид Костюрин, впечатленный этим событием, даже напишет стихотворение о разбившемся самолете.

Из той первой поездки Алла привезла с собой белый полушубок. Геологи, насмотревшись на ее жалкое пальтишко, сделали ей такой подарок. «Ну, ты теперь просто барышня с Крестьянки», – смеялся Вахнюк. Алла, конечно, не стала рассказывать московским подружкам, что в Тюмени и Сургуте похожие шубки носит любая девчонка, пусть думают, что ей одной досталось.

В этом их особенно и не пришлось уверять. Когда по заведенной традиции бригада «Юности» давала творческий отчет о своей романтической командировке в павильоне «Культура» на ВДНХ, на сцену вдруг поднялся Эрвье с букетом роз и вручил его Алле. Девчонки из училища, которых Алла сюда пригласила, потом два дня с ней не разговаривали, объясняя это тем, что Пугачёва зазналась.

Отчасти они были правы: крепкие мужчины с таежным матерком ее интересовали намного больше, чем подружки с их парфюмерными московскими сплетнями.

После «освоения» тюменской нефти ребята с «Юности» уже не отпускали Аллу от себя. Скажем, специально для геологов кто-то написал песню: «А мы своей дружиной нашли большого джинна – не далеко, не близко, не за морем чужим, не далеко, не близко – он жил в земле сибирской, могучий старый джинн». Аллу тут же позвали ее исполнить. После каждого такого появления голоса Пугачёвой в эфире «Юности» главный редактор музыкального вещания Калугин негодовал: «Опять она? Почему вообще "Юность" так вольничает? Я же запретил пускать Пугачёву на радио!». Тогда все дружно принимались ему врать, что запись была сделана во время очередной творческой командировки, прямо у нефтяной скважины или еще где-то.

«Надо же нам было как-то "прикармливать" молодую певицу, которая не знала, куда ткнуться, – улыбался Борис Вахнюк. – Поэтому мы ее пристраивали в какие-нибудь выездные бригады. Где-нибудь в Подмосковье концерт – ей дают номерок-другой. В колхоз поехала радиостанция – и ее с собой берут поработать и попеть. И вот там, в сельском клубике этом под мою гитару или под чей-то аккордеон на этой сцене, под зевки, покашливания, лузгание семечек она и пела».

Одним из подшефных объектов «Юности» тогда был совхоз «Борец» в селе с причудливым названием Ассаурово, что в Дмитровском районе. Молодежь с радиостанции появлялась там ближе к осени копать картошку, заготовлять сено – словом, трудиться в полях (в последние годы за крепнущей ностальгией уже забылась эта «барщина» советских горожан, когда в грязных резиновых сапогах на нивах Родины топтались все – от младших школьников до профессоров).

Максим Кусургашев оказался в Ассаурово кем-то вроде бригадира. Помимо Аллы под его руководством собирали урожай тот же Вахнюк и еще человек десять, включая кусургашевскую жену Аду Якушеву – ту самую, которая прославилась своей песней «Вечер бродит по лесным дорожкам», до сих пор культовой в интеллигентских кругах.

Алла в мамином платочке вместе со всеми безропотно возила лопатой в земле, выворачивая клубни. Правда, ей всегда старались подыскать занятие полегче – все-таки ручки пианистки.

Часа в четыре сельхозработы завершались, и притомившиеся москвичи, осматривая мозоли на ладонях, возвращались в старое школьное здание, где их поселили, выдав старые матрасы и шерстяные одеяла.

Однажды к ним заглянула бригадир и попросила вечером выступить в клубе перед деревенскими, пообещав в качестве гонорара бидон молока. Ада и Алла взяли свои гитары и побрели по пыльной дороге к клубу. «Пели мы от души, – вспоминала Якушева. – Где-то тарахтит трактор. Моя партнерша то и дело предлагает: "А что если эту песню?" – "Давай попробуем". Слушатели – в большинстве своем старушки – похоже тоже довольны: кивают нам головами, прихлопывают сухонькими ладошками. Отпустили нас, когда совсем уже стемнело».

Вообще Ада, которая была на пятнадцать лет старше Аллы, над ней то и дело незлобиво подшучивала: «Ну что, Алка, устала? Это тебе не Шопена играть..». Алла смущенно отмахивалась. Но прозвище «барышня с Крестьянки» так за Пугачёвой и закрепилось, несмотря на то что после странствий по Тюменскому краю ей даже присвоили звание мастера спорта по туризму.

Ближе к ночи разводили костер, пекли картошку, вынесенную с совхозного поля. Кто-то приносил дешевый портвейн, загодя приобретенный в сельпо. За неимением посуды пили его из керамических изоляторов с телеграфных столбов. Алла делала два-три глотка, морщилась.

У Аллы и Вахнюка там обнаружилась неожиданная любовь к рисованию. Правда, весьма своеобразная: они не запечатлевали подмосковные рощи и закаты, а забавлялись шаржами. Изображали всех подряд, но с особым удовольствием друг друга: Алка в поле, Борька с гитарой, Алка на сцене, Борька с футбольным мячом.

Крепкий бородач Вахнюк определенно нравился Пугачёвой. Боря превосходно играл в футбол, и Пугачёва, ранее совершенно безразличная к спорту, обязательно приходила смотреть, как он носится по полю с мячом. Она все время кричала, размахивая руками: «Борька, давай, давай! Забивай!». Чуть не посадила голос.

Кстати, много позже Пугачёва, уже став звездой, поможет ему получить маленькую квартиру в Кузьминках, где он поселится с молодой женой.

…Борис Вахнюк погиб в июне 2005 года. Погиб нелепо: его сбила машина прямо возле дома, когда он с двумя маленькими дочками шел вечером встречать жену.

Вся тюменская компания часто собиралась в Театре на Таганке – тогдашнем клубе либеральной интеллигенции, эдакой большой «московской кухне». Аллу, разумеется, звали с собой.

Она ходила туда не столько ради смелых по тем временам бесед о политике и роли художника в жизни общества (не очень-то ее это занимало), сколько ради запаха кулис и вкуса богемы. Эти пьянки до рассвета, полуистеричные декламации стихов Маяковского и Пастернака и песни – в одиночку, хором, до крика. Таганка, все ночи полные огня…

Обаятельный молодой бонвиван Боря Хмельницкий по просьбе Аллы давал ей контрамарки, и она пересмотрела весь модный репертуар театра, щурясь в последних рядах (очки были выброшены из жизни, как некогда коса-селедка).

Так что на пирах духа она была завсегдатаем и по количеству художественных впечатлений вполне могла дать фору иному интеллигенту из НИИ.

Вопрос: насколько это сформировало ее собственную артистическую натуру. Все-таки пока она больше доверялась тем, кто рядом, тем, кто уверенно говорил ей, как надо.

Хотя само общение с живыми легендами вдохновляло.

Главным героем тех шумных посиделок на Таганке часто становился Высоцкий. Друг другу их представил Герман Соловьев, тоже непременный участник этих собраний. Алла познакомилась с Высоцким не без внутреннего трепета: тот уже был известным артистом и, самое главное, хрипел по всей стране на магнитофонах.