Кэтлин Миллер - Цветок пустыни

Утро одарило нас проливным дождем, и мир вокруг сразу стал веселее. Люди срывали с себя одежду и с наслаждением подставляли тело струйкам дождя, моясь впервые за несколько месяцев. Вокруг стихийно начал собираться праздник – люди пели, танцевали, улыбались, пировали, всем своим видом восхваляя великий дар жизни, который несет вода.

Дождь до неузнаваемости преображает природу. В саванне расцветают золотистые цветы, пастбища покрываются зеленой свежей травой. Теперь есть чем накормить и напоить скот, и мы наконец можем немного расслабиться – например, отправиться к новообразовавшимся озерам и поплавать вдоволь. Воздух чист и свеж, всюду чирикают птицы – пустыня превращается в райский сад.

Наконец пришел черед моей старшей сестре Аман пройти через обряд обрезания. Я, конечно, ей завидовала – она теперь становилась взрослой, а мне до этого было еще так далеко. Аман в ту пору было почти четырнадцать лет – по традициям ее должны были обрезать уже давным-давно. Но из-за наших странствий по пустыне мы никак не могли поймать цыганку, которая бы могла провести этот древний обряд. Когда наконец отцу удалось ее найти, Аман не оказалось в лагере – она ушла в пустыню искать воду. Обряд обрезания прошла только Халемо. Помню, как отца это беспокоило – Аман уже пора было подыскивать мужа, но кому же она будет нужна, если она еще «не запечатана»?

К сожалению, в Сомали с древних времен распространено убеждение о том, что женщины с рождения «нечисты». Между ног у нас находятся не половые органы, а грех, и потому все «лишнее» обязательно нужно вырезать. Клитор, малые половые губы и даже частично большие – все их отрезают, а рану наглухо зашивают, оставляя лишь два отверстия, через которые выходят моча и менструальная кровь. На месте гениталий остается лишь огромный шрам. Ни одна девочка в Сомали не знает подробностей этого страшного ритуала. Нам только говорят: «Когда придет время, с тобой случится нечто очень особенное». Нетерпение, с которым каждая ждет этот особенный момент, можно сравнить с предвкушением подарков от Санта-Клауса на Рождество.

Раньше девушек обрезали, когда они достигали половой зрелости. Странную логику в этом можно проследить: теперь она может иметь своих детей и, значит, пора провести обряд превращения во взрослую. Но со временем обрезание стали проводить все раньше и раньше. Отчасти этот тренд сформировали сами сомалийские девушки – всем не терпится поскорее вступить в мир взрослых.

Аман была моим кумиром, и я подражала ей во всем. Когда за ней пришла цыганка, я, конечно, тоже захотела, чтобы меня обрезали. Накануне я упрашивала маму весь вечер взять меня с собой, но мама только отмахивалась: «Мала еще, помолчи-ка лучше!» Аман моего энтузиазма не разделяла. Помню, как она бурчала: «Ну да, не загнуться бы от этого ритуала, как Халемо». Я тогда еще не понимала, что это все значит, а Аман объяснять мне не стала. На следующий день, еще до рассвета, мама с подругой повели Аман к цыганке, которая проводит обрезание. Я, конечно же, пыталась напроситься с ними, но мама наказала мне оставаться дома с младшими детьми. Меня запреты никогда не останавливали, поэтому, немного пропустив их вперед, я тайком покралась за ними.

Немного погодя пришла цыганка. В Сомали это одни из самых уважаемых и богатых людей – за обрезания приходилось отдавать очень круглую сумму. Однако семьи считали это хорошим инвестированием в будущее дочери – необрезанную девушку невозможно удачно выдать замуж. Целые женские гениталии в нашей стране считаются признаком дурной, падшей женщины, а цыганка, получается, спасает их от этого статуса. Я же считаю эту старуху Живодеркой – от ее рук погибло слишком много девочек.

Я притаилась за деревом и осторожно наблюдала за происходящим. Сестра села на землю, а затем мама и подруга повалили ее на землю и крепко ухватили за плечи. Цыганка принялась копошиться у Аман между ног – и ее лицо исказила страшная гримаса боли.

Бац! Аман сильно лягнула цыганку ногой, вырвалась и побежала прочь – по ногам у нее струилась ярко-алая кровь. Женщины кинулись за ней, догнали и вновь повалили на землю – цыганка продолжила свой ритуал прямо на песке. Я больше не могла наблюдать за этим, в желудке замутило, а в глазах потемнело. «Вот оно какое, превращение в женщину», – думала я. В силу возраста я не понимала, что конкретно делала эта старуха, но кровь и гримаса Аман дали мне понять, что случилось что-то страшное и неправильное. Особенно пугало то, что когда-то пройти через такой обряд предстоит и мне. Я не могла расспросить маму, а Аман, пока она поправлялась, жила от нас отдельно.

Через пару дней меня отправили отнести ей воды, и я накинулась на нее с вопросами. Она было с энтузиазмом начала делиться со мной, но потом вдруг осеклась – видимо, не хотела меня пугать. Мне в любом случае предстоит эта же процедура, и лучше я буду ждать ее с нетерпением, чем жить в страхе. «Ладно, забудем. Тебе тоже это скоро предстоит, тогда и узнаешь».

Воспоминания о том дне будоражили мое воображение, но в конце концов мне удалось убедить себя, что я все-таки хочу этого – моя мама и сестра прошли через это, значит, смогу и я.

Мы всегда кочевали с семьей близкого папиного друга. Глава семьи – противный дряхлый старикашка – вечно отмахивался от меня и младших сестренок. «Фу, пошли прочь! Грязные девчонки!» – эти слова он не говорил, а выплевывал с презрением, как будто само присутствие нас, необрезанных, причиняло ему физические страдания. Я была влюблена в сына этого старика, Джаму, но он даже не обращал на меня внимания. Его больше интересовала моя сестра. Для себя я решила, что это от того, что сестра обрезанная, а он, как и любой мальчишка, подражает отцу. Тогда я решила положить конец этой несправедливости – мне было пять лет. «Мамочка, пожалуйста, найдите эту цыганку! Я хочу быть как сестры. Когда вы ее позовете?» Мне повезло – через несколько дней я узнала, что старуха сейчас совсем рядом с нашей стоянкой и должна заглянуть к нам со дня на день. Накануне мама велела мне много не пить, чтобы не хотелось в туалет. Я не понимала, в чем здесь может быть проблема, но на всякий случай решила не упрямиться и сделать так, как велят. Я сильно волновалась, но отступать было некуда. Вечером вся семья была очень ласкова со мной, мне даже досталась дополнительная порция ужина. Перед сном мама сказала, что разбудит меня утром, когда будет пора собираться. Не знаю, как она догадалась, что все случится именно утром, но интуиция у мамы была очень хорошая. Она всегда чувствовала приближение человека или какого-то события. За ночь я не сомкнула глаз, волнение прогнало сон прочь.