Барни Хоскинс - Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

On A Friday также сказали немало комплиментов в адрес Curfew, так что, похоже, я прожил жизнь не зря. И в самом деле – если восторженные мнения скромного, перегруженного работой редактора помогут On A Friday добиться огромного успеха, то можно смело заявить, что журнал Curfew за свою жизнь сделал хоть что-либо полезное.

А On A Friday успеха добьется обязательно. Никаких «если» и «но». На следующий год они перерастут все залы, о которых говорят, и, знаете, на этот раз мне на самом деле кажется, что я прав. Готовы ли они стать звездами?

Том:

– Нам иногда говорят, что мы слишком серьезно к себе относимся, но это единственный способ чего-либо добиться. Мы не будем сидеть, ждать и радоваться тому, что к нам пришли и что-то предложили. Мы амбициозны. Нужно обязательно быть такими.

Джон Харрис, Melody Maker , 22 февраля 1992 года

Ужасное название. Может быть, подойдет для паб-рокеров с пивным пузом, но вот с потрясающей экспрессивностью этих ребят никак не сочетается.

On A Friday переходят от тревожного покоя к безумному отчаянию и обратно, намекая на крайности, совершенно не соответствующие названию, которое скорее навевает ассоциации вроде «нам только что заплатили, пойдем нажремся».

Как и Kingmaker, они выбрали для себя принцип «рок как катарсис», изгоняя демонов на скорости в несколько узлов и держась подальше от чего-либо напоминающего легкомысленность.

Их пропитанные тоской пароксизмы часто напрямую зависят от громкости: без всякого предупреждения со сцены летят пронзительные крики, а музыканты лупят по своим инструментам. Потом, буквально через несколько секунд, они возвращаются в дисциплинированный, предельно просчитанный ритм, демонстрируя шизофрению, которая придает песням вроде Stop Whispering пугающую изменчивость, подогреваемую отчаянными передвижениями их певца. Это – невысокий молодойчеловек с короткой стрижкой, чье дерганое поведение отлично раскрывает всю странность имиджа On A Friday.

На прощание они играют быстрый гимн мании величия под названием Nothing Touches Me – идеальный пример их маниакального, но мелодичного очарования и показатель убедительности и самоуверенности.

«Многообещающие» – это слишком мягкий эпитет.

Пол Муди, New Musical Express , 27 февраля 1993 года

Мы не могли ждать еще дольше, верно? Suede превратились в памятник самим себе, а ребята вроде The Auteurs и Kinky Machine все еще протирают глаза и моргают в ярком свете, так что кто-то должен был все же явиться и напомнить нам, что такое настоящее величие.

Слава богу, это Radiohead. В глубинах «Ричмонда» (в зале аншлаг, он заполнен застенчивыми улыбающимися ребятами и покачивающимися девушками с мечтательными глазами) они сумели взять поп-музыку – забудьте слово «инди», пожалуйста – и покрыть ее слоем блесток, какого не видели со времен Suede в Центральном Лондонском политехническом университете или T. Rex… ну, где угодно. Сразу становится понятно, что они будут ослепительны – с того самого момента, когда Том (еще более тощий и бледный, чем обычно) выкрикивает рыдающим голосом «I wish something would happen!» [2] «Вот бы что-нибудь произошло!» в песне You, и Джонни, гитарист с пышной прической, отвечает прогрессией воздушных, глэмовых аккордов, которые к вам подкрадываются тихой сапой, а потом орут в самое ухо.

Именно уязвимость делает Radiohead такими убедительными.

Том может сколько угодно бренчать на гитаре и смотреть на нас с каменным лицом, прячась за челкой, но присмотритесь чуть внимательнее, и в этом камне вы увидите трещины, а потом все вдруг посыплется и развалится на мелкие кусочки. Очевидный пример – Creep. Песня, которую мог бы написать Джарвис Кокер из Pulp, если бы достаточно надолго оторвался от игры в «Твистер». Сначала она очень медленно набирает скорость, а потом вдруг взрывается пламенем, когда Том кричит «I wish I was special – You’re so special!» [3] «Хотелось бы мне быть особенным – ты такая особенная!» , словно разъяренный младший брат Яна Брауна периода I Wanna Be Adored.

Lurgee – тоже настоящее лекарство для души: пугающая, звенящая песня, которая могла бы задушить в медвежьих объятиях Back to the Old House, если бы встретила ее на улице. Именно в этот момент девушки в первом ряду влюбляются в Тома, и весь «Ричмонд» разом громко сглатывает, признавая группу.

Есть, конечно, и не такие очевидные моменты, когда все-таки собираешься с мыслями и замечаешь, что третий гитарист Эд распахнул рубашку на груди и принял горделивую позу из «Руководства Рокера» от Бернарда из Suede, и что любая группа с тремя гитарами, согласно закону, должна хоть чем-то напоминать Family Cat, но сейчас не об этом.

Кроме всего прочего, следующий сингл Pop Is Dead с сокрушительно гремящим малым барабаном и припевом «It’s no great loss» [4] «Невелика потеря». дает слушателям понять, что Radiohead и сами отлично осознают, насколько же дурацкая на самом деле идея играть в поп-группе, и что молодым мужчинам надо делать что-нибудь получше, чем смотреть стеклянными глазами на дорожные развилки из окон гастрольного автобуса и ужинать поздно вечером на сервисных станциях, где еду продают втридорога.

Все наконец-то заканчивается песней с весьма подходящим названием Blow Out, где применяются основные принципы теории «ноги на мониторе» (найди рифф и дико отжигай); влюбленные девушки в первом ряду скачут как безумные, а Том блаженно улыбается – вплоть до последней фразы «Еще увидимся!» На которой звукорежиссер ставит невероятную стадионную реверберацию, и его слова еще долго висят в воздухе.

Это настолько не по-«радиохэдовски», что просто невероятно, и когда Том после этого корчит гримасу и недовольно уходит за кулисы, он становится самым непонятым и обиженным пергидрольным певцом за всю историю рок-н-ролла.

Ну, по крайней мере, на этой неделе.

Саймон Прайс, Melody Maker , 20 февраля 1993 года

Говорят, мы, британцы, подавляем себя, правильно? Да, вот такой о нас сложился стереотип – великолепно воплощенный во встрече Бэзила с мадам Пеньюар в серии «Башен Фоулти» под названием «Свадьба». Мы прячем наши страсти за сдержанностью, а потом нас в один прекрасный день арестовывают, когда мы бежим голыми по центральной улице.

Хотите еще один стереотип? Мальчики не плачут. В этом отношении многообещающе неидеальный альбом Radiohead Pablo Honey – настолько британский, насколько возможно. Том Йорк бо́льшую часть времени самовыражается предельно избитым и, соответственно, предельно бессмысленным языком, языком эмоционально немого человека (первая строчка альбома – «You are the sun and the moon and the stars are you» [5] «Ты – солнце и луна, и звезды – это ты». ). А потом вдруг ломается, падает (словно в «Падении» Камю или в собственной строчке Тома, «You’re free until you drop… without a ripcord» [6] «Ты свободен, пока не упадешь… без страховки». ), раздевается догола и выражает эмоции предельно экстремально: «I wish I was special, you’re so fucking special/But I’m a creep, I’m a weirdo/What the hell am I doing here?» [7] «Хотелось бы мне быть особенным – ты такая, на хрен, особенная/Но я урод, я странный/Какого хрена я вообще здесь делаю?» или, еще лучше, « I’m better off dead » [8] «Мне лучше будет мертвому». .