Array Коллектив авторов - Важнее, чем политика – 2

Петр Филиппов, директор проекта «Уроки 90-х»:

«Общественная дискуссия как миссия культуры может покончить с заблуждениями целого поколения»

Сегодня здесь был четко поставлен вопрос о необходимости широкой общественной дискуссии, касающейся пути дальнейшего развития страны. Закономерен вопрос: а мы сами-то участвуем в такой дискуссии? Каждый из нас? Что мы лично сделали?

Недавно я прочел книгу «Духовные скрепы от курочки Рябы». Автор ее Александр Никонов. Там идет речь об «ампутации моральных ценностей». Интересно, знает кто-либо из присутствующих в этом зале данного писателя? Признаюсь, я его месяц назад тоже не знал. Теперь выяснил, что он опубликовал семнадцать книг – увлекательных и провокативных. На мой взгляд, они отражают позицию человека, который придерживается определенных ценностей и активно участвует в их продвижении. Кто-либо из присутствующих может предъявить подобные результаты своей активности?

Сегодня полем идейной битвы становится интернет, где, по крайней мере, пока развязаны руки. В моем родном Санкт-Петербурге, в здании бывшего НИИ, четыреста человек, нанятых властью, ежедневно «троллят» либеральные сайты, пишут подметные комментарии к выступлениям, содержащим протест против самоизоляции России, против архаизации нашего общества и так далее. «Троллят» не только сторонников правового государства, гражданских свобод, европейского пути развития России, но и всех тех, кто выступает против агрессии на Украине.

А может быть, стоит организовать добровольное движение «Антитролль», обеспечивать его участников фактами и доводами, то есть работать в интернете в рамках той самой дискуссии, о которой мы здесь говорим, которая только и может изменить культуру целого народа, исправить мозги пропащего путинского поколения?

Лев Якобсон, первый проректор НИУ ВШЭ:

«С культурным разнообразием России связаны немалые сложности, но в нем заключен и потенциал развития, который может раскрыться благодаря упорному культуртрегерству»

Начать хотел бы с двух совсем не новостей, которые здесь, по-моему, если и звучали, то вскользь. Первая неновость состоит в том, что наше общество крайне разнородно. На мой взгляд, это хорошая неновость, потому что в разнообразии заключен потенциал развития, хотя, конечно, с ним связаны и немалые риски. Как бы то ни было, многое из сказанного здесь верно лишь в отношении некоторых частей общества, а есть и другие части.

Вторая неновость определенно плохая. Нам крайне недостает культуры диалога. Убежден, что, с точки зрения перспективы, это куда серьезнее, чем политическая злоба дня. Здесь справедливо говорилось о дискуссиях. Спору нет, свобода дискуссий необходима. Но дискуссия – еще не диалог. Нужно, конечно, чтобы была возможность высказывать самые разные мнения, в том числе на телевидении. Совсем хорошо, если несогласие не приводит к мордобою и даже не мешает договариваться, «против кого дружить будем». Такой дискуссии достаточно, если надо договориться, скажем, о сотрудничестве в период выборов. Но в отношении будущего страны необходим диалог.

Он начинается, когда я не претендую, что бесспорное для меня лично должно быть бесспорным для всех. Когда я не утверждаю, что чуждые мне взгляды может иметь только недоумок, мерзавец или человек, зомбированный «телеящиком». Осознаю, что мои взгляды в огромной мере отражают особенности конкретной среды, к которой я принадлежу. Эти особенности совсем не одинаковы, например, у гуманитарной интеллигенции (а уж она-то насколько неоднородна и недружна), у рабочих Уралвагонзавода или у тех хипстеров, которые обманули ожидания Евгения Викторовича Асса.

Проекты введения единомыслия в России, особенно либерального единомыслия, заведомо бесперспективны. В столь разнородном обществе, как наше, единомыслие может в какой-то мере поддерживаться только жестким авторитарным режимом. Тех, кого называют сторонниками европейского пути, в стране не очень много. Кстати, дело не в «телеящике». В 90-е годы он был совсем в других руках, но Лев Дмитриевич может подтвердить, что и тогда преобладали люди, чаявшие «самобытности». Однако стоит ли по этому поводу обижаться, злиться и тем более кого-то презирать? Как-то это не по-европейски.

Так в чем же я вижу основания для оптимизма? Мой оптимизм связан ровно с тем, что не нравится Анатолию Голубовскому. Он сетовал, что наша культура не политизирована. По мне, было бы лучше, будь он полностью прав. В действительности политизации наша культура не чужда, но все же заражена ею в ограниченной степени. Есть нечто главное, базовое, выводящее на диалог поверх барьеров. И именно поэтому все небезнадежно.

Я не говорю о том, насколько политизация неорганична для художественной культуры. Многие из присутствующих гораздо лучше меня рассказали бы, как политизация губила таланты. Я о другом – о том, что политизация всегда ведет к выяснению, «кто кого», к стремлению подчинить, пусть не физически. Дескать, откроем глаза неразумному народу на его подлинные интересы. В общем, все уже было сто лет назад. И, как тогда, единомышленники собравшихся здесь не имеют шансов победить в жестком противостоянии.

Ирина Ясина говорила о молодых людях, которые не знают, где Босфор. Агрессивно настроенные молодые люди. Так что, пренебрегать ими или непримиримо навязывать свои представления? Неужели непонятно, что за их агрессивностью кроются комплексы? Впрочем, кто знает, нет ли комплексов за нашими представлениями. Прямое противостояние в таких случаях – та же агрессия. Она делает взаимопонимание еще менее вероятным.

До этого высказывались про Пермь. Мне нравится то, что делает Марат Гельман, в том числе то, что он делал в Перми. Но я говорил с пермяками. Для многих в Перми, в том числе людей совсем не замшелых, инициативы Марата выглядели агрессивным вторжением в привычный уклад, причем крайне высокомерным. Говоря попросту, задевалось самолюбие жителей. Не было настроя на диалог, во всяком случае, вначале. Думаю, именно это во многом предопределило негативную реакцию. Капков в Москве действовал иначе, не вызывающе. А главное – шел от запроса достаточно широкого слоя, причем не обижая остальных. Этот путь, казалось бы, длиннее, зато надежнее.

Вот теперь про мой оптимизм. Как и у Евгения Григорьевича, он относится к довольно длительной перспективе и основан как раз на том, что есть нечто более важное, чем политика. Основание для оптимизма в том, что у нас есть великая культура, что она жизнеспособна и, к счастью, не безнадежно политизирована. Наш европейский выбор не в политических тезисах. Пушкин написал «Клеветникам России» (не стану проецировать на злободневное), но от этого не перестал быть великим европейцем. И Достоевский, и Лесков. Думаю, что работа на перспективу – это, прежде всего, спокойное, терпеливое и упорное культуртрегерство.