Елена Айзенштейн - Образы и мифы Цветаевой. Издание второе, исправленное

Это же ударение встретилось в стихотворении Пастернака «Годами когда-нибудь в зале концертной…»: «Художница пачкала красками тра’ву…» из сборника «Второе рождение». Это стихотворение вошло и в однотомник 1933 года, подаренный Пастернаком. У Цветаевой Навуходоносор – символ близости природе, воплощенной в чужой лирике . Вероятно, Цветаева вспоминает этот образ, так как именно Навуходоносор II в 6 веке до н.э. построил висячие сады Семирамиды, одно из семи чудес света. В поэме упомянут и Ж.-Ж. Руссо. Поэт – Навуходоносор и «Жан-Жаков брат» 183 183 «Исповедь» Руссо Цветаева относила к своим любимым книгам. ЦГ, с. 299. . Навуходоносором II и обожателем Лотоса назвал себя в одном из последних писем влюбленный в Элизу Криниц, в свою Мушку, поэт Генрих Гейне. 80-летию со дня смерти Гейне Цветаева посвятит запись в рабочей тетради 17 февраля 1936 года 184 184 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 148 об. . По всей видимости, Цветаева вспоминала и «Юбилейное»:

В рабочей тетради, среди черновиков – двустишие, строящееся на игре звуков: «Навуходоносор / Поведи носом 186 186 РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 78. . Бычком на зеленом лугу Цветаева вновь почувствовала себя благодаря пастернаковским стихам. Среди них в книге 1933 года (ранее в книге «Второе рождение») стоит отметить «Лето» (1930):

Стихотворение должно было привлечь внимание Цветаевой мотивами лета и друзей, бегства от цивилизации в дом природы, мотивом пастбища, сопоставлением женщин и облаков, близостью неба, пушкинской темой пира во время Чумы, восприятием творчества залогом бессмертия, образом Мэри-арфистки:

У Пушкина не сказано, что Мэри играла на арфе. На арфе играл Реми, герой любимой детской книжки Цветаевой «Без семьи», героиня романа Де Сталь «Коринна, или Италия». Этот инструмент в качестве символа лирики неоднократно встречается в цветаевской тетради в связи с Пастернаком 187 187 РГАЛИ. ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 5, л. 45 об. . Лирика – зеленый дым и сон, расплавляющий, словно январское олово, обиды жизни, паруса, возвращающие в русую Русь. Лирическая героиня мчит с поэтом «не за город», а «за календарь», в область искусства, ведь искусство то же произведение природы, но просвещенное «светом разума и совести» (V, 347). Вобрав все соки и токи чужого творчества, услышав звук родной арфы, она цветет, словно вишневое дерево :

Кружение карусели – модель будущего движения от земли, потому что рай Цветаева видела круглым 188 188 ЗК, т. 1, с. 159. . А каруселью называла Марина Ивановна состояние звуковых галлюцинаций , которые происходили у нее, начиная с 12—13 лет 189 189 СВТ, с. 151. , поэтому воспоминание о карусели в поэме – знак того, что речь идет о состоянии творчества, о дионисийском волнении, охватывающем лирическую героиню.

Роли спутников поменялись: теперь она вожатая с зазеленевшей хворостиной в руках, вероятно, с вербной веточкой, что озвучивает сходство поэта с пастухом, дующим в дудочку. Скотину выгоняли в поле в первый раз на Юрия, в день поминовения Святого Георгия, с веткой с вербного воскресенья 190 190 Даль В. И. Пословицы русского народа. М., 1994, с. 561. . Спутник лирической героини – ведомый ею гусь на выпас («Зазеленевшею хворостиной / Спутника я, как гуся, гнала»); дитя, идущее к воротам «львиной пастью», в цветаевские царства , в «счастье». Белая одежда спутника – духовная чистота и красота творческих парусов, чтобы плыть на парусах стихов «океана за окоем» 191 191 Иначе комментирует белый цвет О. Г. Ревзина: «В центральной части поэмы лишь белый цвет спутника свидетельствует о его противопоставленности „цветному“ миру природы». БЦ, с. 234. В ее работе отмечена «кинематографичность» (кадровость) поэмы, а ведущим приемом «думания» назван прием паронимической аттракции. БЦ, с. 226. Трудно, впрочем, согласиться с финальными выводами статьи Ревзиной о выключенности спутника из природного мира. В трактовке Ревзиной спутник мыслится обобщенно, но для Цветаевой это был все-таки конкретный личностный тип – спутник-поэт. .

Тонкость пояса – черта, сближающая спутника с лирической героиней Цветаевой: «лезгинской», тонкой талией обладают Царь-Девица (1920) и Певица в неоконченной поэме 1935 года – это знак душевной чуткости, способности «сквозь иголочку» (III, 219) стиха пройти в Царство Небесное, библейский мотив, присутствующий у Б. Пастернака в «Волнах» («Второе рождение»):

Из черновой тетради 1924 года в 1933 году Цветаева выписала строки: «Проливать воду в песок только потому, что она не фильтрована. А верблюд (араб) смотрит и умирает» 192 192 СВТ, с. 319. . Забыв первоначальный смысл, она прокомментировала их, как слова о Борисе Пастернаке, не отсылающем ей писем из-за неоконченности, и о себе: « (NB! то, что так часто делаю я сама, но из-за неполучения их ни один верблюд (араб) не умирает. Я никому не была нужна как вода» 193 193 Там же. . Запись перекликается с мотивами поэмы. Одухотворенный спутник оказывается толст сердцем . Лирическая героиня поэмы раздосадована доверчивостью, с какой вверилась спутнику, окруженному тенетами ее стихов. Она объясняет, что для нее является счастьем, что заставляет ее забыть себя, и это «двойной» ответ, как двойственна речь поэта. Вспоминается детство на Севере , пора «на четвереньках», когда счастьем было найти четырехлистник клевера: