Владимир Буров - Пятое Евангелие. Явление пятистам

Василий Аксенов

Где собачка?

Это эссе написано в девяносто девятом году. А про собачку господина Чехова добавлено только в 2005. Этот разрыв во времени может быть не только не заметен, но его может просто не быть. Он просто не будет иметь значения. Но главное не в этом.

Какой ответ должен был дать американский студент на вопрос профессора Василия Аксенова:

– А где собачка? – Ее вроде бы нет, когда дама занимается сексом в рассказе Чехова «Дама с собачкой».

Ответ здесь тот же, что и у Даниэля Дефо в «Робинзоне Крузо». Его дал А. С. Пушкин в «Борисе Годунове»:

– Не всяко слово в строку пишется.

Собачка находится в этом рассказе на самом видном месте. Она в названии.

Чехов решил не повторять постоянно:

– Вот собачка вошла вместе с ними в комнату. Вот она спряталась за тумбочку. Оттуда удобнее подсматривать. А вот она потихоньку пробралась под кровать. Оттуда лучше подслушивать. А вот она залезла на кровать потихоньку и легла в ногах. Здесь можно представить, что этим делом мы занимаемся втроём. Кайф.

Кайф-то может быть и кайф. Но об этом обычно так прямо не рассказывают. Интимное дело. Хотя не такое уж оно интимное. Некоторые поэты рабов к ножкам кроватей приковывают, чтобы веселее было сексом заниматься. И ничего, никто особенно не удивляется.

Можно сделать и по-другому. Я, например, так делал:

– На тебе, на тебе, – и по морде ему, по морде так несильно ногой, чтобы отвалил и не мешал. А она ему тоже:

– Да уйди ты отсюда. Пошел вон! – Ему можно было сказать так грубо. Это был тигровый дог величиной с теленка. И ничего он просто обиженно отходил и ложился на свое место. Кажется, он даже не подсматривал. Ему это было не очень интересно.

За кого стыдится Василий Аксенов, когда предполагает, что собачка должна быть в комнате вместе с ними, если не сказано прямо, где она в этот момент находится? За даму или за собачку? За собачку уж точно стыдиться не надо. Потому что собаки только и думают, что о сексе. Для них и групповуха дело привычное. Правда, собаки ревнивые твари. Но и умные. Ни одна собака не будет мешать своей хозяйке заниматься сексом. Она понимает, что даме это нравится. Единственное, я повторяю, желание, которое может возникнуть у собачки, это тоже принять участие в этом событии.

И она принимает это участие. Всегда. Даже, когда ее нет в комнате. Потому что в этом рассказе Чехова нет ни дамы, ни собачки. Здесь описано существо под названием «Дама с собачкой». Они всегда вместе. Мог бы занять место собачки мужчина. Да только невозможно это. Неотделима дама от собачки. А как сказал Пушкин, не могут две вещи занимать одно и тоже место одновременно.

Чехов не описывает присутствие или наоборот, отсутствие собачки в комнате, где ее дама занимается сексом, еще и потому, что многие вещи являются для людей само собой разумеющимися. Никто же не говорит, что надевает туфли, прежде чем идти на улицу. И дама, в этой интерпретации, не будет даже вспоминать собачку, когда будет рассказывать кому-то о том, как она развлекалась на курорте. В рассказе это пропадет. А рассказывать она обязательно будет. И не только самой себе. А кому еще? Уж читатель-то об этом точно узнает.

Он узнает, что название рассказа тоже входит в композицию рассказа. Оно находится в этой композиции в самом центре. Поэтому не надо каждый раз повторять, что собачка там, собачка тут. Это будет тавтологией. Ибо собачка всегда здесь.

Где находится название рассказа? Уж, по крайней мере, не сбоку припёку. Оно идет параллельно всему тексту, относится ко всему содержанию.

Итак, ответ студента на вопрос Василия Аксенова, что пропало в рассказе А. П. Чехова «Дама с Собачкой»», будет такой:

– Может показаться внимательному критику, что пропала собачка. Но это не так, собачка всегда с дамой. Почему? По определению, данному Чеховым этому рассказу: «Дама с Собачкой».

И все же я добавлю для особо дотошных. Где была собачка в те дни, когда ее не было в сценах секса мужчины и дамы. Собственно, это и есть вопрос Аксенова. Ответ: она была бы на руках у режиссера. Возможно, у его помощника. Если бы это было кино. А так, естественно, собачку в это интимное время держал на руках Антон Павлович. Ибо ей больше деваться некуда.

Впрочем, есть еще одно место. Посмотрите вокруг себя. Нет? На руках, на коленях? Вполне возможно, что сейчас вы держите эту собачку на коленях. Ибо вы тоже режиссер. По крайней мере, помощник режиссера. Ведь вы Читатель? Даже профессор американского университета может держать собачку на коленях.

Студент мог бы ответить:

– Она у вас на коленях, Василий Павлович.

В. П. Аксенов в этот день был на телеприеме у двух знаменитых дам. Кроме утверждений о собачке, он смело заявил там, что проза Чехова слабее прозы какого-то обычного советского писателя. Дамы, кажется, были слегка ошарашены, но промолчали. Действительно, тут сразу как-то и не сосредоточишься. Вполне возможно, что Василий Павлович и прав, советская проза лучше Чехова. Если, конечно, он не имел в виду собачку. Ибо её-то мы нашли. С этим у Чехова оказалось все в порядке. Как я уже говорил: не всяко слово в строку пишется.

Если имеется в виду, что Чехов хуже, чем советская проза и по разным другим параметрам, значит сама проза это не самое лучшее, что есть в продукте, называемом ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА. Говорят, например, про Бродского, что его проза ужасна. Недавно кто-то сказал. Может быть, даже это был Василий Аксенов. Не важно. И Василий Аксенов мог бы, я думаю, под этими словами подписаться. Если уж у Чехова нет прозы, что говорить про Иосифа Бродского. За Чеховым и время, и на вид его произведения «почище». Я имею в виду, что нет повторов, которых можно бы избежать в некоторых эссе Бродского. Кажется, что можно. Например, в «Коллекционном экземпляре». Но именно, прослушав «Коллекционный экземпляр» по «Радио Свобода» в исполнении Дмитрия Волчека, я понял, что ЭССЕ СУЩЕСТВУЕТ.

Я впервые почувствовал, что эссе – это не просто филькина грамота, придуманная профессорами, а реальность. Такая же реальность, как хлеб. Хлеб, который раздавал Иисус.

Василий Аксенов и многие другие рассматривают прозу, как алгоритм. Как это на вид, как это выглядит, как это читается. Полина Дашкова, например, уважает прозу, которая легко, без зацепов, читается. Это её критерий. Эту ошибку можно пояснить на примере.

Например, допустим, что армагеддон наконец-то произошел. Инопланетяне, где-нибудь далеко на Альфе Центавра, а то и еще подальше, изучают по дошедшему до них свету армагеддона, как там, на Земле когда-то ездили на машинах. Изучают, так сказать, правила уличного движения. Сразу трудно разобраться, но они пытаются. Один говорит:

– Ездили на расстоянии сорок сантиметров от бордюра.