Андрей Углицких - «От аза до ижицы…». Литературоведение, литературная критика, эссеистика, очеркистика, публицистика (1997—2017)

И все же: кто же, кто же герой наш?

Почему стихи его такие, какие они есть?

И как, каким образом, за счет чего сумел он достичь таких высот и на поэтическом, и на иных поприщах, в чем причина успеха Захарова, иными словами?

А заключается она, на мой взгляд, в удачном сочетании, комбинации, по меньшей мере трех составляющих жизни и судьбы нашего героя.

Первой из них являются врожденные самим Богом самому Захарову ниспосланные творческие способности, то есть, ничто иное, как собственно поэтический дар автора «Песенного света».

Появившись на свет в тяжелейшие послевоенные годы (1946), будущий поэт с раннего детства демонстрировал, проявлял разнообразные творческие склонности (литература, изобразительные искусства, художественная лепка). Знакомство с некоторыми таких работ, наводят на мысль о том, что Слово и Цвет Захаров слышал и видел сызмальства. Что открыто ему было . И хотя, такие творческие натуры – универсалисты никакая не новость ни для русской, ни, тем более, для мировой литературы (рисунки Пушкина, Лермонтова, М. Цветаевой, Ж. Кокто, А. Рембо и др.), ибо, согласно расхожему убеждению, «все дети вообще талантливы», было, было уже тогда, в тех самых ранних поделках, рисунках, стихах юного Славы Захарова нечто особое, что – то такое, что заставляло уже тогда, изначально предположить незаурядность автора их.

Малой родиной В. Захарова, как известно, являются Вятские Поляны, что вольно раскинулись на берегу реки Вятки, что в Кировской области.

Казалось бы, обычное поселение, одно из тысяч и тысяч, разбросанных по всей территории необъятной нашей родины. Но, как выясняется, во многом именно в таких вот, миниатюрных городочках – шкатулочках хранится вечно, как хранятся письма – треугольники фронтовиков в семьях не вернувшихся с войн, самоё дух и культура России, язык ее, вот эта вот ее особенная, неподвластная никаким модным веяниям переменчивых и коварных времен укорененность, медитативная сосредоточенность, основательность. Которая и есть корневая основа всего – всего, и есть «соль земли» нашей: и всей нашей государственности (в широком смысле), и литературы (как важной составляющей части ее). Ведь именно с таких вот небольших литературных «родничков» («население около 30000 человек», «Никольским собор», «Рождественский монастырь», «Памятник Героям Великой Отечественной войны на площади Победы в городском парке», «среднегодовая температура +3,7°»), и впрямь начинается, по мнению моему, неохватная, воистину великая река, «Волга» всей нашей великой литературы. Ибо, как справедливо замечено некогда тем же Львом Ивановичем Ошаниным, таким же, кстати, как и Вячеслав Васильевич, уроженцем небольшого городка: «Издалека долго течет река Волга…».

В известном смысле, Вятские Поляны для поэтического сознания Вячеслава Васильевича – это, суть, Град Китеж, это тот самый полузатерянный в лесной глухомани мир деревянных домиков и домов, с летними террасками, на столиках которых стоят розетки с вишневым вареньем, над которыми важно гудят в июле мохнатые шмели, с цветами в палисадниках, окруженный былинным луговым разнотравьем, полянами с медоносным травостоем, который предтеча всему. Это васнецовские русалочьи ручьи, пруды, реки. Это особая Русская Вселенная, время в которой течет на особицу. Город «тихий как сон»… Да, именно такие провинциальные городки и являются наиболее ревностными островками и ревнивыми хранителями большой русской литературной традиции. (Коренные москвичи А. С. Пушкин и М. Ю. Лермонтов – два величайших исключения из данного правила, лишний раз подтверждающие оное).

Не случайно, что именно сюда, на берега своей полноводной Вятки, так часто стремился поэт в своих стихах («Я еду в Поляны, родные Поляны, где к вечеру зреют седые туманы… Где ночью мне светит из детства звезда. Где бьется в логу ключевая вода»).

Вторым, крайне важным обстоятельством биографии В. Захарова является тот факт, что судьба свела его удмуртским городом Глазовом. Городом, в котором наш герой учился, обрел профессию, с котором связал всю оставшуюся жизнь: трудовую, научную, творческую, семейную…

Как именно случилось так, почему выпускник средней школы из крошечного вятского городка решил продолжить обучение не где – нибудь, а именно здесь, на самом севере Удмуртии, что конкретно подвигло его к поступлению на филологический факультет именно Глазовского пединститута, неизвестно мне, но, думается, что выбор сделан был и выбор был сделан исключительно правильный.

И вот почему.

Речь о существовании не подтвержденной, конечно же, никакими официальными документами, но тем не менее де – факто, полагаю, что существующей «глазовской литературной аномалии» («ГЛА»). Рискну заявить об этом, даже несмотря на то, что система «доказательств» существования этого полумифического «образования» всякому мало – мальски скептически настроенному человеку, скорее всего, покажется не слишком – то убедительной. Бог с этим, я и сам понимаю, что все это больше предположения, скорее, догадки, нежели твердые основания. Но, в то же самое время, думается, предположения эти не вполне безосновательные, а догадки – не такие уж и далекие от истины.

Потому, что никак, по мнению моему, ну, никак невозможно не заметить, обойти вниманием самого факта существования этой действительно «аномальной зоны» повышенной «плотности», концентрации, сосредоточенности на северо – западе Удмуртии, а если еще конкретнее – в городе Глазове и прилегающем к нему районе, значительного числа людей, не просто влюбленных в литературу и активно занимающихся сочинительством, но и достигших на этом поприще значительных высот, уровня признанных мастеров слова. В том числе, поэтического. Важно также, что, исторически существование этой далеко не курской, и вовсе даже не магнитной, но – аномалии , отслеживается в течение многих и многих десятилетий!

Было ли нечто подобное ранее? Было. И есть. Просто в спешке, суете, на бегу мы порой почти не обращаем внимания на очевидное.

Классический пример – Шотландия. Точнее, то, что с полным на то правом, можно было бы назвать «шотландской литературной аномалией». По аналогии. Большинство классиков английской литературы …шотландцы! И Роберт Бёрнс, и Вальтер Скотт, и Роберт Льюис Стивенсон, и это только первый ряд, так сказать. Не забудем же, и о втором: Джеймс Макферсон, Роберт Блэр и ряд др. (Между прочим, род Лермонтовых также происходит из …Шотландии, восходя к очень известному барду Томасу Лермону!).

Есть и другой, более близкий, российский тому пример. Речь о российской литературной «Мекке» девятнадцатого века – об Орловской губернии…