Геннадий Прашкевич - Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах
- Название:Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига
- Год:2006
- ISBN:5-17-035132-1, 5-9713-1502-1, 5-9578-3526-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Геннадий Прашкевич - Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах краткое содержание
В этот сборник вошли новые произведения Геннадия Прашкевича, относящиеся к совершенно разным направлениям фантастики. Ироничная, остросюжетная «Земля навылет», жесткая, сильная «Дыша духами и туманами», тонко-пародийный «Золотой миллиард» и ироничный, забавный «Малый бедекер по НФ»!
Малый бедекер по НФ, или Книга о многих превосходных вещах - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Я кивнул.
Мне было не трудно.
На другой день я доставил в Лито второй том «Истории Болгарии» академика Н. С. Державина. На стр. 13 ясно было сказано: « В конце весны или в начале лета 968 г. Святослав Игоревич во главе 60-тысячной армии спустился в лодках вниз по Дунаю и двинулся по Черному морю в устье Дуная. Болгария была застигнута врасплох, выставленная ею против Святослава 30-тысячная армия была разбита русским князем и заперлась в Доростоле (теперь Силистра)… Центром своих болгарских владений Святослав сделал город Преславец, т. е. Малый Преслав, расположенный на правом болгарском берегу Дуная… Чтобы спастись от непрошеного гостя, болгарское правительство вступило в переговоры с Византией, одновременно предложив печенегам напасть на Русь и тем самым заставить русских с их князем очистить Болгарию. Печенеги на это согласились и осадили Киев. Это заставило Святослава поспешить в Киев, но значительную часть своей армии он оставил в Преславце. Ликвидировав в Киеве угрожавшую ему со стороны печенегов опасность, в следующем же 969 г. Святослав вновь направился в свою болгарскую область». – «Не любо ми есть в Киеви быти, – писал князь Святослав своей больной старушке матери Ольге, – хочю жити в Переяславци на Дунаи, яко то есть середа земли моей, яко ту вся блага сходятся: от грек злато, паволоки, вина и овощеве разноличные, из Чех же, из Угрь сребро и комони. Из Руси же скора и воск, мед и челядь .»
Ну и все такое прочее.
Отложив книгу, красивая цензорша долго глядела на меня с непонятной грустью.
«Откуда же эта печаль, Диотима?» Я даже встревожился. Жизнь так прекрасна. Дарить девушкам книжку стихов. Даже цензорше нравятся мои стихи. Зачем лишние вопросы? Зачем спрашивать, в каком году издан лежащий на столе том академика Н. С. Державина?
«В одна тысяча девятьсот сорок седьмом».
«А какое, миленький, у нас тысячелетье на дворе?» – цензорша, несомненно, знала русскую поэзию.
«От рождества Христова – второе. А точнее, одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год.»
«Вот и ладушки», – подвела итог цензорша. И посмотрела на меня долго и многообещающе: «В девятьсот шестьдесят восьмом году, даже в одна тысяча сорок седьмом наш советский князь Святослав мог делать в братской Болгарии все, что ему заблагорассудится. Но в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году мы ему ничего такого не позволим.»
Набор книги был рассыпан.
2
Одно время некий умелец на острове Итуруп (Курильские острова) кормил заезжих геологов вкусными домашними колбасками. Звучит совершенно невероятно, но я сам их пробовал. Ходили слухи, что самодеятельный колбасник перекручивал в фарш лис и сивучей, но вкус не совпадал, поскольку все мы на Курилах пробовали все, что плавает и ползает. Несколько позже случайно выяснилось, что штормом выбросило в бухту Доброе Начало неизвестного науке гигантского дохлого зверя, может быть плезиозавра, дожившего до наших дней в глубинах Курильской впадины, вот его мясо и пошло на домашние колбаски.
Предположил это палеонтолог, работавший в нашем отряде.
Он извлек из надкушенной колбаски непонятную косточку. Она была ему хорошо знакома ему по ископаемым остаткам. Колбасника мы побили, конечно, но что толку? Ведь кости, жилы и хрящи – все самое ценное! – этот мерзавец сплавил в океан, не зря в бухту стаями повадились касатки. От их острых плавников ночная вода была расчерчена огненными зигзагами.
Писатель-фантаст Георгий Иосифович Гуревич первый обратил внимание на мой необычный опыт. Вы там бродите по краю ойкумены, написал он мне. Вы там видите закаты, вулканы, острова, богодулов, странных людей с необычной кармой. Все они пытаются соскочить с Колеса жизни и вы сами активно в этом участвуете, знаю я вас. Бормотуха, пятидесятиградусная водка «туча», казенный спирт, плезиозавровые колбаски, зачем вам писать о какой-то бразильской сельве? (Он намекал на некоторые мои фантастические повести, в которых действие происходило, как сейчас говорят, в дальнем зарубежье). Пишите о родных островах. « В литературе, видите ли, в отличие от шахмат, переход из мастеров в гроссмейстеры зависит не только от мастерства. Тут надо явиться в мир с каким-то личным откровением. Что-то сообщить о человеке человечеству. Например, Тургенев открыл, что люди (из людской) – тоже люди. Толстой объявил, что мужики – соль земли, что они делают историю, решают мир и войну, а правители – пена, только играют в управление. Что делать? Бунтовать – объявил Чернышевский. А Достоевский открыл, что бунтовать бесполезно. Человек слишком сложен, нет для всех общего счастья. Каждому нужен свой ключик, сочувствие, любовь. Любовь отцветающей женщины открыл Бальзак, а Ремарк – мужскую дружбу, и т. д.
Что скажет миру Прашкевич?»
3
Я понял Георгия Иосифовича.
Островной опыт тех далеких лет лег в основу двух повестей: «Территория греха» и «Великий Краббен». Усеченный вариант первой (под другим названием) вышел в Магадане в 1975 году, что ее и спасло от нападок (о книжке практически никто не знал), вторая в 1983 году – в Новосибирске.
Вышел «Великий Краббен» как-то не к месту.
Один за другим умирали генсеки, шли дожди, осины в Академгородке трепетали, как приговоренные к смерти. На пустых прилавках магазинов валялись детские соски и гондоны. Ничего больше. Исчезло мясо, исчез кофе. Вернувшись из отпуска (Москва, Пицунда, Свердловск), я не привез домой ни грамма жизненно необходимого напитка. А тут, беспартийного, меня вызвали в горком партии. Первый секретарь, назовем его Федором Ивановичем, еще весной сочинил некий путеводитель по Новосибирску. Редактором назначили меня, пришлось бесформенную массу материала приводить в порядок. Теперь уже вышла книжка и получилась она нетривиальная, полная чрезвычайно полезных сведений. Например, в ней указывалось, что в Новосибирске в сутках, как и в Москве, двадцать четыре часа.
Строгая правдивая книга.
Федору Ивановичу хотелось поощрить меня за отличную работу.
«Чаю? Кофе?» – спросил он, встретив меня.
«Конечно, кофе».
«Почему конечно?»
Я объяснил. «Вот, – объяснил, разведя руками, – исчез кофе из советских магазинов. Такова структура текущего момента. Совсем исчез. Гондоны и детские соски лежат, а кофе нет.»
«То есть как это нет?» – насторожился Федор Иванович.
До него доходили слухи, что я еще тот тип, крученый верченый, с темными пятнами в биографии, тайный антисоветчик, когда никто не видит, раскачиваю лодку, и все такое прочее, но по доброте партийной он не хотел этому верить. Все же из лукавого доброго человечка Федор Иванович на всякий случай превратился в строгого, отвечающего за счастье порученных ему людей, секретаря горкома партии. «Кофе нет, – пробормотал он. Нехорошей нервной тревогой несло от его бормотания. – Как это кофе нет?»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: