Игорь Рабинер - «СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений

Я не могу вспомнить Кудрявцева задумчивым или даже просто спокойным – он всегда был весь в движении, особенно если и сам не знал, куда надо двигаться, и объяснить, чего он от других хочет, тоже не мог. Это раньше с пропагандой все было понятно – в Москве олимпийский мишка пускает слезу, улетая, и все прогрессивное человечество рыдает ему вслед, тогда как «сам воздух Лос-Анджелеса пропитан наркотиками». А теперь-то мы ничего больше не бойкотируем, со всеми дружить пытаемся, на носу объединительная Олимпиада в Сеуле, и ее, конечно, надо выиграть, но даже лютые недруги нынче, получается, только соперники и не больше. Значит, надо усиливать пропаганду внутри. (На самом деле реальные враги, прокатившие столько великих спортсменов наших мимо Лос-Анджелеса-84, сидели в той организации, откуда и пришел командовать газетой Кудрявцев, но тогда время говорить об этом еще не пришло.)

Май 88-го. Кудрявцев вызывает меня и говорит, что я хоть и поступил недавно, но видно, что перо у меня крепкое, слова в предложения складываются как надо, поэтому мне доверяется ответственнейшее задание: на днях почти вся наша олимпийская сборная отправляется в Брест давать победную клятву. И написать об этом надо так, чтобы, старик, каждая строчка звенела. И материала должно быть как можно больше – такие масштабные идеологические мероприятия проходят, сам понимаешь, раз в несколько лет. Поэтому с тобой поедет еще Малков, он из летних видов почти всех знает. И Каратаева берите фотографом. Ну и постарайся – подними свою планку еще выше! (Лиханов в «Смене» в аналогичных случаях призывал «подняться над журналистским уровнем» – он был писателем.)

Слава Каратаев был не просто фотографом – он заведовал отделом фотоиллюстраций. И у него единственного имелось автономное помещение типа кладовки для хранения химреактивов – с отдельным входом, который, как правило, открывался, когда закрывались все окрестные забегаловки. К такому авторитетному человеку я и пошел сразу от Кудрявцева советоваться – это ведь была моя первая командировка от газеты.

– Я все уже узнал: Олимпийский комитет фрахтует весь поезд, так что поедем теплой компанией! – Каратаев хитро улыбнулся в бороду. – Это, конечно, плюс, а минус – не будет вагона-ресторана, так что надо брать с собой столько, чтобы до Бреста хватило. Давай позвоним Малкову и тогда точно определимся.

Женя Малков, с которым разговаривал я, отвечал как-то уклончиво, словно ему любовница, а не коллеги из конторы звонили: берите-де сами, сколько хотите, я сам сильно усердствовать не буду. Зачем тогда в командировки ездить? – удивился Славка, когда я ему передал такой «привет». – Заболел если, так дома сиди!

«Путешествие началось оригинально», как писал по аналогичному поводу Довлатов. Но не потому, что Жбанков-Каратаев явился на вокзал совершенно трезвый, хотя так оно и было. Малков пришел с сыном, пареньком лет тринадцати – сказал, что хочет показать ему Брестскую крепость. «Он бы еще жену с собой прокатиться взял – придется в гости идти выпивать», – погрустнел Славка. А зрелище и вправду было оригинальное: на вагонах поезда висели таблички «конный спорт», «водное поло», «ветераны», «журналисты». Что характерно, к нашему вагону стекались люди с увесистыми сумками, словно мы не на пару дней, а минимум на две недели ехали. Антиалкогольная кампания тогда еще не кончилась.

В купе юный Малков закинул было свой рюкзачок на верхнюю полку, но папа напомнил, как обещал маме, что сын поедет на нижней. Мальчишка стал доказывать, что он уже взрослый. «Я пошел к тассовцам», – сказал на это Каратаев, сперва тщательно припрятав свои «железки». Работать сегодня он явно не собирался. Я, впрочем, тоже наработал немного, хотя имел той ночью массу любопытных бесед. Суть их сводилась к тому, что нашим спортом руководят законченные идиоты, которые засели сейчас в «штабном» своем вагоне и жрут там, скорее всего, коньяк, с особо приближенными. Кроме них, эта поездка никому на фиг не нужна – две ночи в поезде и два дня безделья в этом Бресте ломают об колено любой тренировочный цикл. Если уж от нее нельзя было отвертеться – неужели так сложно арендовать вместо одного поезда несколько самолетов, чтобы обернуться одним днем?! Но для этого нужно думать головой, а не…

Впрочем, не везде начальство хаяли. Хитрый Анатолий Федорович Бышовец, например, вез олимпийскую сборную не просто крепость посмотреть, а на товарищеский матч с брестским «Динамо». За это остальные олимпийцы не любили футболистов еще больше – и так к ним всегда все внимание, и время еще не без пользы проведут.

Вернулся я в купе, когда все уже спали. Стал и сам засыпать, но тут кто-то, видимо, спьяну, дернул стоп-кран и Каратаев рухнул со своей верхней полки. Внизу зашевелились два Малковых: «Пап, а это дядя Слава упал». – «Вот видишь, сынок, говорил я тебе, что наверху даже взрослым ездить опасно…»

Утром Славка долго не мог понять, откуда у него синяк в пол-лица. Говорил, что точно помнит – заканчивал он в вагоне у боксеров. Но они вроде беседовали на вполне мирные темы, и никого он, кажется, не оскорблял. В тривиальное падение Каратаев отказывался верить категорически. Но в остальном выглядел бодрячком и сказал, что как только кинет в гостинице шмотки, сразу пойдет к крепости выбирать место для съемки. Наивный Малков-старший попросил его взять с собой младшего на экскурсию – пока мы с ним будем сочинять что-то призывно-патриотическое. Славка не отказал.

Когда я, позавтракав, вошел в номер соавтора, Женька уже родил первую строчку: «Это был пронзительно солнечный день…» В этот момент в окне пробежала тучка, закрыв свет, и я невольно засмеялся. «Не нравится – пиши сам!» – обиделся Женька. Ладно, нравится, поехали… Как только отдиктовались по телефону стенографистке Тане – тогда ведь компьютеров не было, во всяком случае, у нас, – объявился мальчик-экскурсант, который сообщил, что лучший ракурс для съемки крепости открывается «от пивного магазина», где дядя Слава сейчас сидит с какими-то другими фотографами и ждет нас, а дорогу он запомнил. «Он что, тебя одного отпустил – в незнакомом городе?!» – «Конечно, я же взрослый! Он мне и полку верхнюю пообещал уступить на обратном пути…» Мы пошли на свою экскурсию, которая закончилась твердой договоренностью с директором ресторана «Брестское пиво» о заказе столика на вечер, хотя у них и так отбоя от народа нет, даже от местного, а сегодня, он слышал, столько москалей приехало…

Народу в Бресте проживало действительно много – если судить по тому, сколько горожан пришло к крепости посмотреть-послушать олимпийцев. Но к моменту начала торжеств вдруг налетел жуткий ветер, и когда председатель Спорткомитета СССР товарищ Грамов стал произносить свою приветственную речь, до слушателей его слова не долетали. Однако еще хуже было то, что ветер оставил ему лишь первую страницу выступления, которую он держал в руках, а остальные, разложенные по трибуне, унеслись прочь, и их бросились ловить помощники и добровольцы. А поскольку нельзя было по заказу поймать сначала вторую страницу, а за ней – третью, то речь оказалась несколько скомканной. И вот что интересно – как матерились помощники Грамова, в промежутках между порывами ветра было отлично слышно. Весело, в общем, все прошло – тем паче, что директор ресторана сдержал свое слово.