Игорь Рабинер - «СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений

Наутро олимпийцев повезли по колхозам – город был окучен вчера, и теперь пришло время для болельщиков из области. Мы прибыли в какое-то зажиточное хозяйство, чей председатель долго рассказывал об успехах в деле заготовки кормов, а потом доярка-рекордистка озвучила наказ сборной: без золота не возвращаться. «А жаль – мы-то золото едва ли возьмем, а девчонки здесь все – кровь с молоком, я бы с удовольствием вернулся», – сказал стоявший сзади меня ватерполист. Потом все поехали на футбол. Наша сборная подарила людям праздник – хозяева выиграли 1:0, причем самым страшным был не результат, а то, что играло «Динамо» как минимум не хуже.

«Безобразие – так играть советским футболистам! Они во время любого матча должны помнить, за какую страну играют!» – негодовал после той встречи Игорь Александрович Нетто, взятый в поездку как олимпийский чемпион 1956 года. «Но разве брестское «Динамо» – не советские футболисты?» – попытался я возразить легенде. «Это не футболисты, а какой-то коллектив физкультуры. Да их бы сборная, за которую я выступал, сейчас обыграла! И потом, кто доверил команду этому Бышовцу?! Достаточно вспомнить, каким он был футболистом – сугубый индивидуалист. Как он может объяснить игрокам пользу коллективных действий, если его собственная философия игровая была – схватить мяч и тащить его, пока не потеряешь? И чего я согласился поехать – только расстроился…» И чтобы не расстраивать остальных, мы с Малковым решили о том матче будущих, как вскоре выяснится, олимпийских чемпионов вообще ничего не упоминать, как не было его: в самом деле, не «Динамо» же брестское в Сеул посылать…

Уезжали тяжело – отправление поезда задержали где-то на час, пока по всему городу, вместе с областью, собирали героев спорта и их сопровождающих, осевших на застольях в трудовых коллективах – вот там были уже неформальные клятвы, от души. Зато младшему Малкову досталась его желанная полка.

А вот материал о проводах сборной непосредственно на Олимпиаду Кудрявцев не доверит уже никому – тут, скажет, нужен ас, который сможет передать всю торжественность момента. И возьмется за дело сам – стоя на Красной площади, он решит, что каждый олимпиец должен будет взять с собой как бы кусочек московского неба. И вспоминать о нем в Сеуле. И это поможет. Заметка, переданная им в редакцию, так и заканчивалась: мы будем там вспоминать это небо – «Небо над нами, небо над головами…» Но бумажная газета, в отличие от интернетовской, имела определенные ограничения по площади, и в нее не всегда влезали даже гениальные мысли. И даже редакторские. У той заметки вышел махонький «хвостик» – буквально на три слова. И человек, ответственный за номер, убрал последние. Поставил точку после «Неба над нами».

На следующий день был даже не скандал – с Кудрявцевым случилась истерика. Он визжал, объясняя, что небо надо было взять с собой в головах – вот ты, к примеру, Бубка, у тебя последняя попытка, ты поднимаешь голову, видишь небо, вспоминаешь родные облака – и берешь высоту. А не вспомнишь – собьешь планку. И кто ж ему, Кудрявцеву, человеку с таким тонким вкусом, столько бездарей в подчинение напихал…

А потом была Олимпиада с великим, по наказу доярки из-под Бреста, множеством побед. Кудрявцев, руководитель бригады «Советского спорта», на следующий день после возвращения заехал в редакцию, хотел сочинить нечто публицистическое. Но потом передумал, продиктовал заместителю ответственного секретаря Толе Чернышову «шапку» на первую полосу, подарил ему же с барского плеча бутылку корейской водки емкостью в один литр, уточнив, что это на всю дежурную бригаду и то – строго после работы, и отбыл заслуженно отдыхать.

В бригаду ту входили Володя Гескин и я. И поскольку день для остальных был выходной, прибыли сразу в типографию, на улицу 1905 года. И стали ждать Толю с макетом, бутылкой, а главное, какими-то магическими словами от Самого. Но к Толе зашел кто-то из друзей, не имевших отношения к газете, увидел сквозь стекло змею и уговорил угостить. Толя сначала решил, что нам с Гесом и семисот граммов хватит, потом – пол-литра, потом… Короче, приехал он к нам совсем никакой и сказал, что литр – за ним. Мы осторожно поинтересовались, помнит ли он, что придумал Кудрявцев. «Не только помню, но и записал», – отрапортовал Толя. Это, увы, были его последние слова в тот вечер – он сел в кресло и отключился намертво. Ждать, когда Толя очнется, было решительно некогда – пришлось его обыскать, но интересовавшей нас записи при нем не обнаружилось. Мы звонком подняли по тревоге всех, кто был в редакции. Через десять минут нас осчастливила приходящая уборщица, она нашла бумажку, на которой Толик с приятелем резали закуску. И было на ней написано: «Вот такой бы урожай – и на других полях!»

Я поднял глаза к потолку и увидел там небо над Брестом.

Распитие спиртных напитков в рабочее время в редакции главной спортивной газеты страны не то что не преследовалось – оно скорее приветствовалось. Если средь белого дня по конторе рассекал не очень трезвый сотрудник, это значило только одно – он уже сдал свой материал, получивший верховное одобрение, и потому может себе позволить. А незанятые в тот день работой непосредственно над номером с удовольствием составляли ему компанию (занятые, впрочем, тоже – люди советской закалки умели держать удар, двести граммов водки были для них что для ребенка стакан молока на завтрак). И в любое время вкусно закусить можно было на третьем этаже, в кабинете Анатолия Михайловича Коршунова, который отвечал как раз за здоровый образ жизни, его отдел так и назывался – ЗОЖ.

Бывший пятиборец уровня сборной Союза, Коршунов был – да и сейчас, по словам тех, кто встречал его в последнее время в Нью-Йорке, в свои почти восемьдесят остается – человеком какого-то нереального здоровья. Его рабочий кабинет был превращен в кухню, где что-то постоянно жарилось, варилось, шкворчало и кипело. В этом дыму и чаду сидел у окна хозяин и писал от руки свои колонки о здоровье, причем если мысль стопорилась и рука останавливалась, то вся страница безжалостно комкалась могучей рукой и отправлялась в корзину, а чтобы начать новую, требовалось перечитать последнюю строчку предыдущей. И вот захожу я к Корове (его официальное прозвище – Коршунов действительно был похож на громадного быка) узнать, к примеру, читал ли он в вышедшем номере мое интервью со знаменитым пятиборцем Анатолием Старостиным, который на ту пору был дисквалифицирован за якобы употребление допинга. «А, Серега, – поднимал он голову от своего очередного опуса. – Читал, читал, и мне даже местами понравилось. Мне тут шампанского крымского подвезли – давай с него начнем, и вот что я тебе скажу, хоть ты ни хрена в пятиборье и не сечешь…»