Аркадий Евдокимов - Полигон

Я растерялся, не зная что ответить. А Яков Самуилович не моргнув глазом ответил:

– Видели, как же! Такая… в разных ботинках. Туда пошла, – и махнул рукой на подворотню, куда пять минут назад нырнула бомжиха. Наш случайный собеседник нечленораздельно поблагодарил и засеменил мимо растворного узла к подворотне.

Я уважительно посмотрел на Якова Самуиловича, как это он так быстро сориентировался? А он сидел с бледным, вытянувшимся лицом, с открытым буквой «о» ртом и с ужасом смотрел вверх. Я проследил за его взглядом. Сверху, с самой крыши, летел, медленно переворачиваясь в воздухе, железобетонный блок. Подушка от фундамента. Монолит весом в две тонны. Казалось, он летит прямо на нас. Я невольно вжал голову в плечи, не отрывая глаз от беззвучно падающего блока. Сейчас врежется, разнесет всё в щепы. Страшней всего было то, что я не мог определить, куда он летит: на нас, или на крышу растворного, или на бомжа, уже скрывшегося на будкой. Куда бежать? Вперёд? Назад? Кто-то запоздало крикнул с крыши слабым голосом «Берегись!»… Одновременно с криком блок со всего разгона, всеми своими двумя тоннами с лязгом и грохотом врезался в растворный узел! Вернее, в железную лохань с раствором. К небу взмыл фонтан брызг из раствора, вагончик вздрогнул, подпрыгнул всей своей тушей и замер, страшно накренившись. Задние колёса его повисли в воздухе, метрах в двух над землей. И тут же резко распахнулась дверь вагончика, и из неё выглянула Марьванна, и закричала: «Охренели? Такие булыжники швырять? Щас уже, даю раствор!». И она нажала кнопку. Взвыл насос, и остатки раствора по грязному кривому шлангу побежали наверх, на шестой этаж. Но поскольку там никто его не ждал, он весь вылился на пол, где вскорости и застыл.

Ох и попало тогда от прораба кровельщикам! Они, оказывается, прятали на крыше свой инструмент. Складывали его в железную люльку и краном накрывали её железобетонной плитой. А для надёжности решили на плиту ещё и подушку уложить. И пока возились с люлькой и с краном, подушка с угла дома возьми да и сорвись. Хорошо ещё, что никого не зацепило.

К понедельнику раствор на шестом этаже так схватился, что отбивать его пришлось отбойным молотком. Поручили это ответственное дело конечно же мне. Ох и намучился я… С тех пор не раз приходилось отрабатывать на стройках, овощебазах и в колхозах, но тот летящий монолит и сутулая спина бомжа, густо заляпанная свежим раствором, отчего-то намертво врезались в память. А вместе с ними и рассказы Якова Самуиловича. Ими-то я и разбавил собственные, изложенные ниже.

…А через неделю начались будни. С карандашом в руках. С поисками, сомнениями, победами и поражениями, и, конечно, с бесконечными и оказавшимися такими нудными расчётами устойчивости (считали всё же по Михайлову). И тех пор я от всего сердца горячо возненавидел комплексные числа. Я уж давно забыл, что это за числа такие, но ненавидеть их продолжаю с завидным постоянством. А стол мой никогда не блистал идеальным порядком, но и не напоминал пирамиду Хеопса. Средненький был стол. Никакой.

Боре Середкину, ведущему инженеру из 26 отдела нашего КБ, женщины симпатизировали потому что он всегда был безупречно одет, при галстуке, в шикарной отутюженной тройке, и всегда благоухал изысканным парфюмом. Кроме того, он был внимателен к слабому полу, потрясающе вежлив и предупредителен. Мужчины же уважали его за два замечательных качества. Во-первых, парень он был компанейский, весёлый и живой, про таких говорят – свой в доску. А во-вторых, его жена работала на табачной фабрике, и у Бори всегда можно было одолжить курево.

Да он и сам постоянно таскал на работу сигареты, когда их стали продавать по талонам – отнёсся к своему положению с понятием и начал приносить сигареты на работу, прямо в КБ. Притаскивал, бывало, солидных размеров полиэтиленовый мешок, набитый доверху сигаретами. Россыпью. Пакет этот ставил на стул, рядом со своим столом, угощайтесь, мол, люди добрые. Народ охотно угощался. Правда, с ассортиментом вышел напряг – ничего, кроме «Космоса», у Бори не водилось. Впрочем, не так уж плох был в те года «Космос» по 60 копеек за пачку. По крайней мере, лучше «Лайки» или «Дымка». Со временем то ли что-то сменилось в технологиях табачной фабрики, то ли дефицит стал жёстче, то ли охрана бдительней, но сигареты лишились фильтров. Инженеры ничуть не расстроились – и так сойдёт. Однако вскоре закончилась и безфильтровая россыпь – однажды Борька приволок огромную бобину с намотанной длиннющей сигаретой, словно нитка на катушке. Бобину подвесили на кульман, курильщики отматывали от ленты сколько хотели и отрывали. А через пару месяцев, когда уже подошла к концу третья бобина, Боря объявился с мешком табаку. Всё, сигарет больше не будет, переходи, народ, на самокрутки. Народ моментально обзавелся трубками (их мастерски делал Семёныч, из деревомодельной литейного цеха) и смолил себе табачок со вкусом. Естественно, выезжая в командировку, Борька прихватывал табачок с собой. Потому его всегда ждали особенно нетерпеливо.

…Сигареты у Юры-Бондаря и Александра Петровича (Здесь его звали Сашей – Полигон регалий не признает. Кроме, разумеется, регалий Больших Начальников) закончился три дня назад, а курить хотелось страшно. Конечно, тянули они самосад, купленный у местных жителей, в Сары-Шагане. Но был он немыслимо крепок, вышибал слезу, заставлял долго и надсадно кашлять, и удовлетворения не давал. Юра-Бондарь по нетерпеливости нрава с утра был как на иголках:

– И чего он так долго едет? Может, слёг опять, в больницу загремел? Помнишь, в прошлом году он как сильно болел этой… ну… стенографией!

– Стенокардией!

– Да какая разница… Главное, если не приедет, мы с тобой в схемах не разберёмся и без табака останемся!

– Нет, Юрик, сообщили бы нам. И другого бы прислали. Так что – будем ждать.

Они замолчали – на пустынном горизонте появился шлейф пыли, значит, идёт машина. А кроме Борьки они никого не ждали. Шлейф медленно приближался, уже стала видна тёмная букашка перед ним – машина. «Свернёт налево, значит в хозяйство Семёнова, а не свернёт, стало быть, к нам», – подумал Александр Петрович. Машина, как назло, ехала медленно, да и где она, эта развилка – отсюда не разглядишь… Машина помаленьку увеличивалась в размерах. уже стало можно угадать по контуру, что это армейский ГАЗ-66 с тентом. Нет, не свернёт уже – поздно, поворот давно остался позади. Минут через пятнадцать грузовичок подкатил к бетонному бункеру и остановился, лихо тормознув. Поднятая им туча пыли окутала Александра Петровича и Юру-Бондаря, и они, сплёвывая песок, жмурясь и чертыхась, пошли навстречу. Из кабины выскочил Борька, сияющий, как всегда гладко выбритый и бодрый, хоть и измождённый дорогой.