Аркадий Евдокимов - Полигон

– Здорово, мужики! Айда барахло разгружать! И табачок привёз вам…

Юра-Бондарь вспорхнул в кузов, под пыльный тент, и из тёмной духоты, гремя железом, стал подтаскивать к открытому уже заднему борту баулы, ящики и коробки с аппаратурой, запчастями, личными Борькиными вещами и прочим нужным скарбом. не переставая таскать вещи, он выкрикнул весело из темноты фургона:

– А скажи, Борька, жена твоя, она ведь ворует табачок-то с фабрики, расхищает соцалистическую собственность. Значит, мы тут краденым пользуемся?

Борька, не переставая подхватывать тару, парировал:

– Екатерина Вторая, когда видела, как её слуги несут с дворцовой кухни мешками, всегда говорила: «Хоть бы мне что-то оставили!». Правда, она была большая оптимистка и в одном из писем отмечала, что её обворовывают так же, как и других, но это хороший знак – есть что воровать. А если у нас и прекратится воровство, то исключительно естественным путём, а это ещё хуже.

В одной из сумок явственно звякнуло стекло. Юра-Бондарь замер на миг, потом аккуратно подтолкнул сумку к борту и тихо спросил Борьку:

– Я правильно понял?

Борька в ответ лишь согласно кивнул.

– Живём, братцы! А пуска долго ждать, Борь?

– Да дней пять… Задержка там у них (он показал пальцем вверх), что-то там не ладится.

– Ясно. Что ж, будем скучать дальше.

Кузов опустел, и грузовик, отчаянно пыля, уехал. А когда ящики и сумки были рассованы по углам бункера, Юра-Бондарь сымпровизировал стол из листа фанеры, уложив его на две пары снарядных ящиков и организовал стулья из перевернутых вверх дном вёдер – бункер давно пустовал и мебели в нём не было. Фанеру укрыли газеткой, а на неё выложили: огурчики хрустящие, солёные, грузди крепенькие, солёные, лисички резаные, маринованные, картошку варёную – холодную, рассыпчатую, политую постным маслом и припушённую укропом, капусту квашеную с бусинками клюквы, две мелко порезанные луковицы, соль, пучок лука зелёного. И был порезан крупными ломтями душистый чёрный хлеб, и была вскрыта банка тушёнки (одна) и банка кильки балтийской пряного посола (одна). Увенчала стол бутылка «Столичной», увы, не запотевшая.

Три гранёных стакана сошлись в едином порыве. Ребята с аппетитом закусили: Боря – пёрышком лука, обмакнув его в соль, Юра-Бондарь – капусткой, прихваченной щепотью, Александр Петрович – огурчиком, уложенным на кусок хлеба. В глазах появился блеск, в речи пошли междометия. Чокнулись ещё раз. И ещё. И ещё. Раскупорили вторую. А на третьей сбавили темп. Набили трубки табаком, со вкусом, не спеша, закурили. Борька аж зажмурился от удовольствия:

– Хорошо сидим, мужики!

– Истинная правда, – согласился Юра-Бондарь.

– Подлинная правда, – уточнил Александр Петрович.

– «Подлинная правда», – провозгласил Боря, – раньше была показаниями, даваемыми после избиения специальным кнутом – «длинником».

– И откуда ты всё знаешь, Боря?

– Да пёс его знает… А что за пушка стоит тут у вас на улице, под навесом?

– Зенитка какая-то редкая. Я слышал, экспериментальная, последняя, её параллельно с первыми зенитными ракетами разрабатывали вроде. Да она тут уж лет десять стоит, не меньше.

Диалог прервал Александр Петрович:

– Ребята, у меня родилась гениальная идея!

– Да? Наливай!

И они налили, и не раз. А когда вышло уже грамм по четыреста на нос и закончилась квашеная капуста, затянули, обнявшись за плечи, «Вот кто-то с горочки спустился» на три голоса. Потом вышли на улицу – воздухом подышать. И покурить заодно.

– Хорош халявный табачок, особенно краденый, – объявил, жмурясь от удовольствия Юра-Бондарь.

– А сам?-, возмутился Александр Петрович, – Куда с участка шиферные гвозди девались, а?

– А я при чём, – искренне изумился Юра-Бондарь, – Чуть что, сразу я!

– Алексею Орлову-Чесменскому, – не преминул встрять Боря, – какой-то губернатор жаловался: «Представьте себе, граф, мои враги распускают слухи, что я беру взятки!». Тот дал добрый совет, рассказав, что в его бытность в Италии о нём рассказывали, что он ворует античные статуи, но как только он перестал это делать, слухи прекратились. А она стреляет?

– Кто?!

– Ну, пушка!

– Должна, – ответил Александр Петрович, – Говорят, в прошлом году зачем-то стреляли… А ты помнишь Тихона?

И они вспомнили Тихона – соседского кота, который умел по команде выключать свет в коридоре. А потом стали вспоминать муки с системой «Щит-1», когда они втискивали скорострельную пушку Нудельмана в «Алмаз». Огромный телескоп для наблюдения Земли занимал львиную долю внутреннего объёма спутника и жутко мешал. Пушка была нужна, чтобы отбиваться от американских космических перехватчиков. А потом начальство распорядилось смонтировать вместо пушки на станции два снаряда «космос-космос» конструкции того же Нудельмана, прозорливо назвало эту красоту система «Щит-2» и успокоилось. Вся работа ребят пошла прахом. Юра-Бондарь слушал сперва с удовольствием, потом – со скукой, ковыряя былинкой в зубах. Наконец, улучив момент, он встрял в разговор:

– Ну, хорош уже лясы точить, мужики. Пошли ещё по одной намахнём?

– Точить лясы, – оживился Боря, – значило заниматься легкой работой в коллективе, где можно вволю почесать языком. Обычно – вытачивать балясины. Или тесать? Я точно не знаю… А снаряды есть?

– Гири что ли? – полюбопытствовал Александр Петрович.

– Да нет же… К пушке снаряды. Артиллерийские!

– Вроде в дальней комнате были. Ну пойдём намахивать, Юрик заждался, наверное.

– Пойдём.

…Когда они очередной раз вышли на воздух, жара уже спала. Шли походкой нетвёрдой – и от выпитого, и от того, что тащили они тяжеленные ящики со снарядами. Боря уговорил-таки «разок бабахнуть». Расчехлили пушку, подключили электропитание. Огромная платформа ожила, будто задышала. Зажужжали скрытые в её утробе сервоприводы. Платформа дрогнула, и, мелко задрожав, выровнялась по горизонтали. Боря подвигал рычагами, покрутил колёсики. Огромная зенитка отреагировала удивительно легко, повернувшись с головокружительной скоростью вокруг оси, с готовностью шевельнула длинным, как мачта, 152-миллиметровым стволом.

Боря восхищённо прошептал про себя «вот это зверюга!» и, усевшись по-хозяйски на металлическое сидение наводчика, скомандовал:

– Заряжай!

Юра-Бондарь ловко загнал снаряд в чёрный зёв, сочно щёлкнул замком: готово.

– Куда бить будем?

– А вон, – нечленораздельно объявил Александр Петрович, – коршун висит. Давай по нему?

Пушка рявкнула отрывисто и хлёстко, с такой силой, что дрогнула земля, а ребята враз оглохли, в ушах у них тонко засвистело.

– Ты чё, обалдел? Надо высоту взрыва снаряда сперва выставить, чтоб коршуна осколками побило! – крикнул Александр Петрович.