Валерий Шаров - Путь в небо. За чертой инстинкта

Все уже поняли, о чём идёт речь. Конечно же, о смерти. О смерти, о которой все знают как о неотвратимом и непреложном моменте бытия, но с которой так не хотят встречаться и всячески стараются отложить этот вполне естественный, но в то же время крайне неприятный момент жизни. Благодатная и беспроигрышная тема, которую можно эксплуатировать бесконечно, и читатель будет глотать любые рассуждения на этот счёт, раскрыв рот. А если ещё присовокупить к ней способы обретения бессмертия, которое почему-то волнует людей куда больше, чем сама смерть!.. Ну, допустим, можно сделать подробный экскурс в историю и познакомиться с тем, как решалась эта трагическая (трагическая, потому что, дураку ясно, смерти избежать невозможно, однако же невозможно и убить в человеке мысль о бессмертии) проблема в разные времена и у разных народов. Как, например, эпикурейцы при ясном понимании наступления смерти позже или раньше считали, что по этому поводу не стоит расстраиваться, а надо брать от жизни всё, что возможно, и тем самым делать её более наполненной и вроде бы бессмертной. А выдающийся испанский философ и писатель Мигель де Унамуно пришёл к иному решению: он считал, что поскольку физическое бессмертие получить невозможно, то нужно обрести его в умах и душах других людей. Для чего следует делать как можно больше того, что запечатлеет тебя, твой образ в них (ну там, добрые дела, выдающиеся произведения искусства, научные открытия, всяческие доблести и подвиги), и тем самым даст тебе такое своеобразное бессмертие. И так далее.

Но я сейчас о другой смерти – о смерти в достаточной степени близкого, хорошо знакомого человека, которая, как известно, порой переживается значительно тяжелее, чем ожидание личной смерти или даже наступление её. Все мы на протяжении жизни теряем родных, близких и знакомых людей – это непреложный закон бытия. В детстве такие потери ощущаются, как правило, менее трагично. В силу того, что мы ещё недостаточно взрослые и не ощущаем всей глубины потери, а также потому, что в нашем детстве большей частью уходят не самые близкие родственники, то есть люди, к которым привязаны не так сильно. Тёти и дяди, бабушки и дедушки. Настоящее потрясение происходит, когда умирает кто-то из родителей. Я до сих пор очень хорошо помню страшный шок, который испытал много лет назад, когда безвременно, в 56 лет, умерла моя мама. И хотя произошло это в результате долгой хронической болезни, которая неизменно вела человека к концу, для меня таких объяснений трагедии не существовало – я погрузился в жуткое состояние, замешанное на невыразимой, незнакомой мне доселе печали и тягостном чувстве вины перед ней. Вины за то, что недостаточно проявлял к ней тёплых чувств, что мало уделял внимания в последнее время, что не оказался в больнице непосредственно перед её смертью и не попрощался с ней. И за многое, многое другое. Мне исполнилось уже 29 лет, у меня была своя семья и дети, жили мы отдельно, но я не мог найти себе места от свалившегося на меня горя. Помогла бабушка жены Руфь Максовна Адлер (мама Руфа, как просто и ласково звали её все родственники) – опытный педагог и просто мудрая женщина, немало пережившая на своём веку, а теперь и сама уже ушедшая из этого мира.

– Работайте, Валерий, старайтесь как можно больше работать, – сказала она спокойно и строго после выражения соболезнования и сочувствия.

Пересиливая сжигающее меня горе и патологическое желание жить в нём, я сел за статью, которую должен был сдавать в редакцию, и если не удавалось включать творческие процессы в сознании, то тупо, механически писал и писал, глотая порой слёзы. Именно этот рецепт в конце концов помог выбраться из того очень тягостного состояния.

Собственная смерть сильно отличается от чужой тем, что если в первом случае ты можешь переживать и страдать только до неё, а с её приходом всё для тебя заканчивается, то во втором муки, страдания и переживания со смертью только начинаются. Они могут продолжаться очень долго, воздействуя на твою жизнь, психику, а при определённых обстоятельствах – привести даже к уходу из жизни, если не удастся найти адекватный выход из возникшей критической ситуации. Особую остроту они принимают, когда смерть близкого или хорошо знакомого человека произошла в твоём присутствии или, что называется, умер он на твоих руках.

Так уж сложилась история моей собственной семьи, что подобный тяжёлый опыт получил мой младший сын Алёша, когда ему было одиннадцать лет и он летом в очередной раз поехал с компанией друзей и родственников в горный поход на Кавказ. Помимо большого количества людей, знакомых по прошлым подобным поездкам, с ним были и наши родственники – сестра жены с мужем и его отец, старый походник и большой любитель гор Юрий Владимирович. Лёша его хорошо знал, любил с ним ходить в походы, и неудивительно, что, когда в горах вся компания разбилась на маленькие группы, чтобы отрабатывать различные маршруты, оказался с ним в паре. Они ушли довольно далеко от общего лагеря, где собирались фотографировать живописные картины гор. В этот момент случилась беда – у Юрия Владимировича произошёл сердечный приступ и он умер от него в течение нескольких минут. Ему было 68 лет, он не любил обсуждать собственное здоровье, но как-то раз сказал, что мечтает умереть в своих любимых горах. Так оно и произошло: человек ушёл из жизни без особых страданий и там, где ему хотелось. Но оказавшийся рядом ребёнок, никогда раньше не только не видевший смерти, но и не задумывавшийся о ней, конечно же, не думал об этом слабом утешении ухода из жизни близкого человека. Его добрый друг умирал у него на руках, он абсолютно ничего не мог сделать, а рядом никого не было. Оказавшись один на один с этим страшным событием, он прежде всего должен был понять, что вообще происходит, и попытаться как-то помочь умирающему человеку. Потом осознать, что случилось непоправимое, и принять нужное решение – звать старших товарищей, до которых надо было ещё добраться. Он в итоге так и поступил. Но что было с ним до этого?

Я не знаю, что пережил мой сын в те страшные минуты смерти довольно близкого для него человека, который умер у него на руках. Он этим ни с кем не делился, но наши родственники рассказали потом, что первые два дня после этой смерти Лёша безудержно и беспричинно… смеялся. То была, конечно, реакция не сформировавшейся ещё детской психики на экстраординарное трагическое событие. В последовавшие за этой смертью часы и дни, конечно же, всем было не до странного поведения подростка – надо было спускать с гор тело умершего человека, отправлять его в Москву, – а потом мой сын вроде бы успокоился, отошёл от пережитого потрясения. И это была наша ошибка в оценке последствий для него того страшного события. Нам следовало немедленно пойти с ним к психологу или психотерапевту, чтобы скорректировать его психическое состояние. Но нам показалось, что всё обошлось. Не обошлось…