Максим Кантор - Стратегия Левиафана

Возникает промежуточный продукт труда – разрешенное насилие.

Этот продукт сам по себе аморален, хотя конечный продукт деятельности гебиста, возможно, и хорош. Конфликт органов госбезопасности с обществом основан на том, что у труда во имя прогресса есть побочный продукт сегодняшнего дня.

Разница между стражем, описанным Платоном, и обобщенным Гиммлером-Гувером-Судоплатовым существенная. В античной системе отношений общества и гражданина (Платон усугубил это простотой имущественного распределения) только благо общества выступает критерием деятельности; общество есть единственный заказчик работы, а гражданин – исполнитель заказа; страж является стражем – и более никем, это его взаиморасчет с обществом. Не существует корпорации стражей с бонусами и отдельными талонами на питание.

Сегодня страж является как гражданином общества, так и членом корпорации и шире – представителем класса собственников. Офицер – сотрудник определенного института, коллекционер искусства, владелец недвижимости; параллельно со статусом гражданским возникает статус социальный. Сотрудник безопасности перемещается из одного имущественного класса в другой, его социальный статус повышается – происходит это в связи с гражданским статусом, но независимо.

Ловля шпионов сама по себе, а посещение кордебалета Большого театра – само по себе. Чем лучше офицер ловит шпионов, тем красивее его балерина, богаче квартира, жирнее пища. Но чем жирнее пища, богаче квартира и красивее актриса, тем комфортнее сегодняшний день и ниже потребность в дне завтрашнем, в прогрессе.

За фанатичное стремление в завтра, игнорируя сегодняшний день, порицали большевиков: надобно жить и сегодня! Комфортная жизнь Ягоды, Берии, Гиммлера, Гувера, Щелокова такова, что в будущем лучше не будет. Используя марксистский термин, создается «общественная природа труда», и она значима не менее, чем конечный продукт труда, который получат завтра.

Так возникает люфт между прогрессом и трудом сегодняшнего дня, между гражданским долгом и социальным статусом – и в этом пустующем пространстве находит себе место промежуточный продукт труда. Постепенно он заменяет представление об идеале.

Сегодня гражданин может поинтересоваться характером труда другого гражданина; мы не в феодальном обществе, где смерд не спрашивает, почему хозяин богат. Мы в открытом обществе, и смерду терпеливо объясняют, что он сам виноват в своей судьбе. Он на самом дне по причине некачественной трудовой деятельности. Смерду кажется, что он работает много, но это не тот труд, который обществу жизненно нужен.

Граждане с низкой зарплатой негодуют по поводу вилл и яхт богачей, им разъясняют:

– Миллиардер тяжело работает. Он на ответственной работе, понимаешь? Поэтому он так много ест, имеет много дворцов.

– Я тоже работаю! – ярится таксист (библиотекарь, рыбак, врач, учитель).

– Твой труд не столь важен для общества, как труд владельца нефтяного терминала или труд банкира.

– Это почему же?

– Ты просто возишь людей на машине (лечишь от гриппа, учишь читать), а они обеспечивают функции общества в целом.

– Продукты дорожают, образование платное, квартиру не купишь, пенсия низкая! Что хорошего они сделали для всех, чтобы им дали миллиарды?

– Если бы не они, ты бы вообще на улице спал, а твоих детей волки съели. Спасибо скажи за то, что есть. Миллиардеры содержат общество в порядке, пусть и относительном.

– В чем их труд состоит? По телефону говорят и обедают!

– Проводят деловые встречи и дают распоряжения. Ты бы этого не сумел.

– Вы мне дайте этот бифштекс!

Смерд не понимает, что даже бифштекс он съесть качественно не сумеет, не зная, каким вином запить и какое мясо выбрать; не говоря о том, что к бифштексу положен костюм, ресторан, собеседник.

Смерд в толк не возьмет, что рантье, которые живут на проценты от капитала, тяжело трудятся, распределяя вклады на депозиты. Акционеры, имеющие доходы с акций, нервничают, перемещая акции на бирже; спекулянты потеют, следят за курсом валют; брокеры устают, следя за индексами. Рабочие, у которых сливели губы с холода, пока они грузили дрова на трудовом субботнике, вкалывали меньше, чем аккуратные люди, сидящие в кресле с бокалом вина.

Главное, чего не может смерд понять, – почему этот труд важнее, нежели производство простых вещей? Ведь на свои капиталы богачи покупают то, что сделал смерд, – они не могут жевать деньги. А значит, думает бедняк, его труд все-таки важнее. Джанни Родари в детском стихе «Чем пахнут ремесла» передал эту мысль так: «Только бездельник не пахнет никак». Дармоед в офисе ничем не пахнет – но на свои миллионы он купит хлеб, который испек пекарь. Не может труд по производству денег сравниться с трудом пекаря!

Смерду объясняют, что все наоборот. Накопления банкира нужны всем – на эти деньги будет осуществляться прогресс всего общества.

Ты ведь сознательный гражданин? Обществу нужен прогресс. Прогресс сделает общую жизнь более качественной. А для прогресса нужен рынок, соревнование. А для соревнования нужны деньги, чтобы стимулировать победителя. А чтобы денег было много, нужны банкиры и брокеры. Существование буржуя – гарантия жизни общества.

– Но они берут деньги себе!

– Деньги должны быть у банкиров, чтобы банкиры поощряли победителя в рыночном соревновании за прогресс. Вперед пойдет наука, построят машины, изобретут лекарства.

– Если бы тратили на лекарства! Они футбольные команды покупают! Авангардистам за какашки платят! А мне за простой труд – шиш!

– Банкиры платят не за какашки, а за порыв. Современное искусство – язык нового мышления. Художник стимулирует фантазию банкиров, банкиры стимулируют соревнование на рынке, рынок стимулирует прогресс, а прогресс улучшит жизнь всех граждан.

– Значит, какашки – улучшат мою жизнь?

– Какашки – для прогресса, а значит, для тебя.

– Пока изобретут новое лекарство от гриппа – я помру от голода. А когда помираешь от голода, не хочется смотреть на какашки.

– Прогресс, – объясняют смерду, – это не сейчас, это вообще. Не для тебя, а для общества. Тебе ничего не достанется. Зато у твоих детей будет медицина лучше. Срок жизни увеличится – по отношению к временам с натуральным обменом.

Принято сравнивать сроки жизни в странах с рыночной экономикой и в африканских тираниях. Редко сравнивают со сроком жизни в горных аулах – горцы живут неприлично долго, хотя в горах банков мало.

А разговор о транжирстве банкиров типичный – так вот ярились пермяки, когда у них в снежном городе открыли музей современного искусства, вложив туда миллионы. Смердам было невдомек, что это первый шаг к их благосостоянию в целом. Вандалы даже испражнялись внутри прогрессивной инсталляции, построенной в виде общественного туалета. Впрочем, какашки смердов не были позиционированы как произведение искусства и к прогрессу тем самым не привели.