Валерий Шамбаров - Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Что ж, с католицизмом большевикам и впрямь было труднее бороться, чем с Православием. Католические и униатские священники получали поддержку из-за рубежа. У них существовала легальная связь со своими центрами в Польше, а через них с Ватиканом. Они знали, что о них помнят, что их деятельность ценят, что они всегда смогут получить на Западе пристанище. Знали, что если с конкретным костелом и приходом случится беда, то в целом для католической церкви это неощутимо, она существовала и будет существовать. В отличие от православных – у которых уничтожалась сама Церковь. Католики и протестанты западных держав без зазрения совести поучаствовали в святотатстве, скупая по дешевке православные святыни и ценности, разграбленные большевиками. Многие предметы церковной утвари, иконы попали в Рим и другие католические центры.

К тому же борьба большевиков с католицизмом, иудаизмом, исламом не была такой бескомпромиссной и последовательной, как с Православием. Она велась в порядке общей антирелигиозной политики. Но наряду с богоборческими шли и иные указания: внимательно относиться к «национальным особенностям», в том числе к «пережиткам» – которые можно ликвидировать только со временем, постепенно. В отношении русских таких ограничений не существовало. Православные церкви громились, а в 1925 г. в Москве было открыто две синагоги (хотя формально иудаизм тоже осуждался).

А протестанты и сектанты в данный период вообще не подвергались преследованиям! Наоборот, им даже передавали отобранные у православных храмы. В нашей стране вполне официально действовали представительства международных баптистских и иных организаций. Под их эгидой даже возник «Бапсомол» – баптистский союз молодежи, и открыто вел свою работу. В условиях нэпа было создано более 400 сектантских кооперативов, объединенных в «Братство взаимопомощи», в Москве открывались протестантские столовые, возникали многочисленные сельскохозяйственные сектантские «коммуны», и это не только не возбранялось властями, а всячески приветствовалось. И в результате численность паствы «протестантских конфессий» (включая баптистов, иеговистов, адвентистов, пятидесятников и т. п.) за 1920-е годы возросла в 5 раз! За счет православных. Испытавая потребность молиться Богу, люди тянулись в секты.

Но задумка Троцкого с обновленчеством провалилась. В апреле-мае 1923 г. живоцерковники провели свой «собор», где объявили о низложении патриарха Тихона и лишении его священнического сана, принялись вносить изменения в уставы Церкви, в порядок богослужения[5]. Все это вызвало взрыв негодования верующих, и они отвернулись от реформаторов. От обновленцев стала отходить значительная часть иерархов и священнослужителей – тех, кто соблазнился по ошибке, по слабости, кто был обманут. А патриарх Тихон решений лже-собора не признал и вступил в решительную борьбу с ересью. Правда, для этого и ему пришлось пойти на компромисс с большевиками. Он подписал «покаянное письмо», объявляя, что не является врагом советской власти. Патриарх говорил: «Пусть погибнет мое имя в истории, только бы Церкви была польза». Этой ценой он сумел выйти из заключения, восстановить каноническое управление Церковью. И смог открыто обличать живоцерковников. Вел службы в разных храмах Москвы, и, несмотря на противодействие властей, всюду его встречали массы верующих. Стекалось столько прихожан, что храмы не могли вместить желающих. На эти службы приходили и священники, епископы, вернувшиеся от раскола, приносили свое покаяние[5].

Многим христианским общинам еще удавалось держаться – провинциальные чиновники закрывали на них глаза за взятки или просто не желали конфликтов в своих «владениях». Нередко низовые партийцы и сами втайне сохраняли веру в Бога. Монастыри закрывались большевиками, а монахи поселялись в миру и все равно держались общинами. Закрывались церкви, но в частных домах оборудовались алтари, проводились службы. Но и сами по себе религиозные преследования вызывали новые расколы, порождали новые течения. Появилась «катакомбная» церковь, приравнявшая условия своего существования к временам римских гонений, когда верующие тайно собирались в катакомбах. Священники переезжали с места на место, окормляя паству в разных городах. Возникла категория тайных иноков в миру – человек принимал постриг, по-прежнему жил и трудился, как светское лицо, но соблюдал иноческие обеты и выполнял те или иные формы послушания. Появилась и секта «истинно-православных». Она считала большевистское государство уже наступившим царством антихриста. Соответственно, осуждались любые компромиссы с ним, и поступок свт. Тихона, освободившегося ценой признания советской власти, объявлялся «ересью».

Патриарха враги Православия арестовывать больше не решались из-за его огромной популярности. Но на него было совершено покушение, при котором был убит келейник патриарха, послушник Яков Полозов. А труды, огромное перенапряжение, подорвали здоровье свт. Тихона. Он стал часто болеть, и в январе 1925 г. вынужден был лечь в больницу. К весне начал было поправляться, снова выезжать на службы, однако 25 марта (7 апреля) 1925 г., в праздник Благовещения, внезапно почувствовал себя хуже. Многие данные указывают на то, что он был отравлен. Незадолго до полуночи патриарх отошел в мир иной.

Его последние слова оказались верными. Для России и Церкви наступила ночь. Темная и длинная. План «мировой закулисы» в отношении нашей страны был выполнен. Она лежала в руинах, потеряла огромные территории. Первоклассные до революции промышленность и транспорт были разрушены. За годы гражданской войны в боях, от эпидемий, голода, террора погибло 14-15 млн. человек. Еще 5-6 млн. человек унес голод в 1921-1922 гг. Только погибшими Россия потеряла 12-13 % своего населения. Не считая подорвавших здоровье, раненых, искалеченных. И морально искалеченных. А вместо православного монарха на российской земле распоряжались эмиссары чужеземных «бесов». Созвать Собор и избрать нового патриарха вместо свт. Тихона власти не позволили.

Операция по разрушению России была для западных воротил выгодной не только с политической или геополитической, но и с чисто коммерческой точки зрения. Американцы в начале ХХ в. уже хорошо научились делать бизнес на революциях. Так, вице-президент банка Моргана «Гаранти траст» М.П. Мэрфи являлся организатором сепаратистского путча в Панаме в 1903 г[177]. Через синдикат «Хант, Хилл энд Беттс» осуществлялась поддержка китайской революции в 1912 г. Компания Моргана активно поучаствовала в мексиканской революции. В подобном бизнесе всегда оказывалась тут как тут мощная компания «Америкен Интернешнл Корпорейшен», специально созданная для эксплуатации отсталых стран. Главным ее акционером был банк «Кун и Лоеб», а директором – компаньон Шиффа Отто Кан, чье имя нам не раз уже встречалось[158].