Елена Костюченко - Нам здесь жить

– Идеалист. Максималист. Драться никогда не боялся. Бесстрашный и сильный, и я всегда ему завидовал. Очень разносторонний, с ним даже молчать было интересно, – говорит его друг Николай Мухачев.

Сам Качканар ненамного старше Сергея Рудакова. Городу всего 52 года. Строился под Качканарский ГОК, где добывают железную руду. Молодежная стройка, все дела. Молодежь постарела, запал остался – в прошлом году качканарцы дружно прокатили на мэрских выборах кандидата-единоросса – несмотря на то, что его поддерживал «Евразхолдинг». «Евразхолдингу» принадлежит тот самый ГОК, на котором до сих пор трудится больше трети работоспособного населения города. Всего в Качканаре живут 45 тысяч жителей. И несбывшиеся мечты – здесь общая тема.

Письмо Рудакова перепечатали все городские газеты. И теперь качканарцы с удовольствием цитируют: «Вместо капиталистического рая народ получил иго власти жуликов и аферистов, разрушивших и разворовавших страну, продолжающих ее грабить. В такой стране хорошо жить могут только люди, потерявшие совесть и человеческие качества. Стало законом – «если не умеешь или не можешь жить за счет других, значит, обречен существовать для того, чтобы жили другие. Чем больше в человеке мерзости, тем больше шансы на успех».

В последние три года, по воспоминаниям друзей, Сергей изменился. Продал машину, стал очень замкнутым. Врачи нашли у него серьезное заболевание почек. Одну почку даже должны были удалить, но Сергей отказался и заявил, что официальной медицине предпочитает траволечение. Именно тогда он расстался с Людмилой – гражданской женой. С ней он прожил 7 лет. Она ушла к нему от мужа.

– Мы действительно любили друг друга, – говорит Людмила, плача. – А расстались, потому что он не хотел быть мне обузой.

В первые минуты после расстрела пошла ложная информация, что расстрел был в Пенсионном фонде Качканара. И мэр Качканара позвонил главе фонда Татьяне Степановне Грошевой. Рудаков в 2001–2002 годах был ее личным водителем.

«Я не верю до сих пор. Он интеллигентный мужчина. Светлая голова, таких немного. Музыку мы слушали одинаковую. А самое жуткое, что я всех понимаю. И его понимаю, и работников соцстраха. Они же не могли ничего сделать. Это система, понимаете? Вот это, – Татьяна Степановна тычет в сборник законов, – все определяет. И еще рекомендации из области – например, всегда подавать кассацию, если фонд проигрывает. Даже если работники фонда за человека на 100 %. И я понимаю Столетова. Но я и Рудакова понимаю.

А мы такие же, как вы. Мы выживаем. 1 сентября, и сотрудницы мои детей в школу со слезами собирают: не на что блузку купить… У меня – главы фонда – зарплата 20 тысяч. А мне уже 54 года. И совсем скоро моя пенсия – я посчитала – будет 7,5 тысячи рублей… Жизнь человеческая здесь давно обесценилась и не стоит ничего. Мы тоже никому не нужны. Нам тоже страшно».

Секс за деньги на большой дороге. Кадры, клиенты, расценки. Наши корреспонденты Елена Костюченко и Анна Артемьева (фото) провели ночь у придорожного борделя

08.10.2010

Проснулись около пяти вечера. А Вика не спала совсем – лежала на полу на кухне и разговаривала с Андреем. Андрей сидит в зоне неподалеку от областного центра. Чтобы дозвониться до него, Вика утащила у спящей Нины телефон.

– Он пришел на точку, – рассказывает Вика мне свою историю любви. – Взял меня на два часа. И вот мы уже полтора года вместе!

Из «полутора лет вместе» действительно вместе они прожили только месяц. Да, пили, да, дрались, но все равно эти 4 недели в Викином сознании сейчас самые светлые. И уже год и четыре месяца Вика ждет Андрея и тратит все деньги, чтобы доехать до колонии и купить любимому «маечки-футболочки», сигареты, еду, положить денег на телефон. Эти 1,5 года она очень пьет, потеряла передние зубы. И хотя Вика много зарабатывает – 40 тысяч в месяц, четыре местных зарплаты, но вставные зубы она оставила «на потом» – когда выйдет Андрей.

– Куколка моя! – кричит Вика, дозвонившись, в трубку. – Ну как ты там? Скучаю!

Но вместо обмена нежностями Вике приходится оправдываться: Андрей созванивался с Викиной начальницей Светой и узнал, что вчера Вика не выходила на работу.

– У меня лицо обожжено! Я не могла! – разъясняет Вика. Полторашка пива, призванная облегчить разговор, пустеет на глазах. – Я пришла домой и заснула! Я ни с кем не трахалась, если это тебя интересует!

Уже два года Вика работает проституткой. Андрей в курсе, на какие деньги покупаются «маечки-футболочки» и прочие блага жизни. Андрей считает, что денег недостаточно, а раз Вика прогуливает работу, значит, она его не любит. А нелюбящая женщина ему не нужна. Он бросает трубки.

Вика тут же перезванивает:

– Андрей!

Разговор длится два часа – с перерывами на слезы. В итоге Вика садится к зеркалу и начинает аккуратно замазывать коричневые пятна на подбородке – химический ожог, перекисью, по пьяни. Со спины Вика похожа на точеную статуэтку, но пьяное раскрасневшееся лицо, потерянный взгляд, черный провал рта. Вика – специалист по минетам.

Нина и Света по очереди идут в душ. На стенах ванной – несмываемая многолетняя плесень, в комнатах отстают обои, квартира на редкость захламлена. Само жилье съемное и, как и рабочее место девчонок, принадлежит некой Марфе. «Она мне как сестра, – говорит Света. – Я ее так и называю». Одеваемся. Света вызывает такси, и к шести вечера мы едем на точку.

18.30.Точка находится в семи километрах от города, на Рынке. Рынок представляет собой цепь фанерных и металлических ларьков-вагончиков по обеим сторонам федеральной трассы. Вагончиков около 50: шиномонтаж, кафе, девочки. Девочки работают в пяти вагонах, но конкуренцию им составляют продавщицы, «которые за выпить пойдут с кем угодно», и «трассовые» – девочки, работающие в одиночку, на обочине. Светин вагончик считается лучшим на Рынке.

Светиных вагончиков на самом деле два – «трахательный» и «основной». В «трахательном» – две комнаты, две кровати, и больше ничего. В «основном» кроме кровати за стенкой есть еще комната-«кафе»: барная стойка, два холодильника, посуда.

Света наклеивает накладные ресницы, густо мажет губы перламутром. Девочки подметают в вагончиках, меняют постельное белье, выносят стол и стулья из вагончика, ставят на землю. Вытаскивают приемник, колонки: «Русское радио», все будет хорошо!». На столе – арбуз и дыня. Их тут же покупает семья с детьми, проезжающая по трассе. Света кладет новые.

«Я могу продать что угодно, – говорит Света. – И по многу раз».

Свете 41 год, «настоящая великая отечественная». Невысокая блондинка с цепким взглядом. На Рынке 15 лет. До Рынка в ее жизни было многое – безумная любовь к наркодилеру, которая закончилась тем, что ее продали в рабство сутенерам: «за полторы недели его долги отработала»; замужество за дагестанцем: «сбежала, потому что мне никто не указ»; работа официанткой кафе в горах Карачаево-Черкесии. Этот период жизни Света любит вспоминать больше всего: «Я даже правительство Карачаево-Черкесии обслуживала! На Новый год одних чаевых вышло 5 тысяч!» Но и сейчас она счастлива. С гордостью перечисляет: «Два шкафа одежды, обуви шкаф, крема три раза выкидывала – надоедали». У Светы уже взрослые сын и дочь. Дочь с ней почти не общается. «Она у меня образованная, учительница, не пьет, не курит», – с гордостью говорит Света.