Владимир Полудняков - Эссе председателя городского суда Санкт-Петербурга

Он избегал контактов с вышестоящими инстанциями, имея на все свое мнение. К чинам относился равнодушно, бывал резок с ревизорами, мог даже кое-кого кое-куда послать.

Меня Н. М. Румянцев принял в Дзержинский народный суд сразу. Зная, что из Калининского суда меня отпускать не хотят, Никанор Михайлович посоветовал поставить вопрос так: либо перевод, либо увольнение. Так я и поступил. Перевод состоялся. Он был жестким руководителем, но хорошим товарищем. Терпеть не мог расхлябанности, опозданий, волокиты, но никогда не устраивал унизительных сцен, крика и брани.

Его скуластое лицо не бороздили желваки, а голубые глаза придавали лицу искренность и какую-то наивность. И лишь огромная лысина была индикатором нарастающего волнения и недовольства – она медленно, но заметно багровела.

Когда я стал председателем городского суда, попытался узнать, почему Румянцев ушел оттуда. Это мне не удалось. Из полунамеков его коллег предполагаю, что с кем-то из очень высоких руководителей он сильно повздорил.

Как и многие после войны, Никанор Михайлович не имел достатка: жил с женой и дочерью в однокомнатной квартире, не было у него ни дачи, ни машины. И лишь уже в семидесятые купил у друга за небольшие деньги подержанный «Москвич» – горбатую коробку на четверых, да построил сам из фанеры сарай-домик за сто километров от города – базу для рыбалки.

Он приучил меня к усидчивости, терпению в рутинной работе с законодательством и юридической литературой, посоветовал не кичиться креслом первого лица, поскольку все судьи, в том числе и председатель, имеют равный статус. В результате общения с Румянцевым я усвоил, что председатель Суда должен владеть не только уголовным правом и процессом, но и гражданским; и еще – чем выше уровень руководителя, тем большим тактом, выдержанностью он должен обладать.

С ним было работать интересно, и наверняка не стал бы я председателем городского суда, если бы не преждевременная смерть Никанора Михайловича. Он умер в шестьдесят лет, а мог бы работать еще многие годы и никуда я от него не перешел бы, поскольку и мыслей таких не было. А тут пришлось занять его место, так как не было других кандидатур, правда, конкурсов в то время также не было.

И еще один вывод я сделал: нельзя круто менять привычный ритм жизни. После первого инфаркта Румянцев по совету врача отказался от всего: резко перестал курить, употреблять спиртное, до минимума сократил рыбалку. Насилие над организмом в совокупности с нервными профессиональными нагрузками не спасло – после четвертого инфаркта, в 1976 году, он скончался.

Это поколение судей ушло на скромную пенсию в середине восьмидесятых. К нашему стыду они оказались обделенными вниманием своих молодых коллег. А случилось это (не для оправдания, ради констатации фактов скажу) потому, что замена произошла практически одномоментно. Молодые не знали ветеранов лично, а потому и не общались с ними. Конечно, пришедшие молодые судьи не нуждались в знаниях ушедших ветеранов, поскольку и законы, и практика быстро меняются. Но вот чего недоставало им, так это личного примера живого судьи того поколения – образца мудрости, терпения и выдержки.

Опыт показал, что не следует допускать глобальной и скоротечной смены поколений судей. Нарушается процесс передачи опыта, преемственности психологических установок на то, что судьи не столько власть, сколько специалисты, профессионалы, производственники для работы с людьми, но со специальными полномочиями.

Судьи и председатели, пришедшие в 70-е годы, отличались от своих предшественников. Предвоенное, военное, блокадное детство научило их понимать человеческие трагедии, сопереживать старшему поколению, сочувствовать своим сверстникам, не испорченным плодами суперцивилизации.

Они заняли свои должности естественным, эволюционным, логическим и последовательным путем. Они никого не выдавливали, чтобы освободить не сладкое, жесткое судейское председательское место для себя. Для многих из них руководящие посты были неожиданными, хотя, казалось бы, вполне предсказуемыми. Старшие товарищи уже по возрасту, а новички еще по стажу и опыту не могли претендовать на эти места.

Этот разумный, самый благодатный судейский слой, сочетавший относительную молодость и уже достаточно приличный судейский опыт, был тонок, малочислен и потому не смог повлиять на плавность перехода от старшего поколения к молодому. В целом этот переход получился скачкообразным.

Таких председателей районных судов было немного: Николай Костецкий, Юрий Сидоренко, Юрий Жеглов, Борис Попов, Владимир Столяров, Николай Семенов.

Сильное влияние на меня оказал Николай Костецкий. Этот большой человек, настоящий, добродушный русский медведь, увалень, голубоглазый, с обаятельной улыбкой, интеллигент в лучшем значении этого слова.

К 1965 году он имел два высших образования: военное и юридическое. На своего брата – известного российского актера Виктора Костецкого – Николай был похож живостью, увлеченностью и общительностью. Профессия судьи оказалась самой подходящей для него – человека честного, порядочного, объективного, мягкого к людям, очень внимательного и отзывчивого.

Вначале многих удивляла его способность реагировать на обращение любого человека, но потом все поняли, что в этом его суть. Если кто-нибудь обратится к нему, Николай обязательно остановится и терпеливо ответит, разъяснит, покажет, куда идти, к кому обратиться, подскажет, что необходимо представить судье, тут же посмотрит бумаги, вернется к себе и даст ход делу или материалу.

Это происходило не оттого, что делать ему было нечего: судей было в два раза меньше, чем сейчас, и дел хватало на всех с избытком, просто он всегда был настроен на одну волну с людьми – будь то бабулька или подросток – разницы нет. Многие гражданские дела у него заканчивались миром, а по уголовным делам в отношении несовершеннолетних Костецкий чаще, чем другие судьи, выносил не приговоры, а определения о применении к виновному подростку мер воспитательного воздействия.

Его трудно, почти невозможно было вывести из себя. По-моему, его терпимости к людям и их недостаткам не было границ. Но и всепрощения не было: суровые приговоры выносил адекватно содеянному и личности рецидивистов.

Нужно снять стресс, поделиться проблемой – сразу в кабинет Костецкого. Специалист по заварке чая. Всем был известен его знаменитый «белый ключ» – момент появления белых пузырьков начинающегося кипения. Николай благотворно влиял на всех.

Мы с ним были ближе друг к другу, чем иные судьи: он немного старше меня, судейство начинали одновременно, да и запас знаний и опыта почти совпадали.