Дина Якшина - Золотая тень Кёнигсберга

Надо сказать, «элитных» эсэсовских дивизий (вроде снискавшей особо печальную славу «Мёртвой головы») на территории Восточной Пруссии практически не было – так, вспомогательные части. Так что в Циммербуде эсэсовцы не «стояли насмерть» – может, поэтому война и не оставила здесь сильных следов разрушения. Да и вообще, в этом населённом пункте масштабные боевые действия практически не велись (хотя в Пайзе и высадился наш морской десант). Но жертвы, конечно, были: 1 080 советских военнослужащих похоронено на территории экс-Циммербуде.

В 1947 году эта точка на карте завоёванной Восточной Пруссии получила название «населённый пункт Светлый». Первые переселенцы жили здесь бок о бок с немцами – и довольно-таки неплохо с ними ладили.

Старший брат моей знакомой, родившийся в 1946 году, обязан своим появлением на свет немке-акушерке. Роды были сложными: он шёл вперёд ножками, и мать его, в короткие минуты между очередными схватками, уже прощалась с жизнью. Но акушерка сумела принять младенца так, что уцелели оба: и мать и дитя.

Мальчика назвали Иваном. И только его мать и эта самая акушерка знали, что «для Бога» его зовут Иоганн – в честь сына немки, погибшего на Восточном фронте.

А Валерий Игарский, известный в Сети литератор, чьё детство прошло в Циммербуде, вспоминает, что его мать очень любила, когда он гулял с немецкими ребятишками. Потому что они вели себя осмотрительно – в то время как наши подбирали, где ни попадя, патроны и неразорвавшиеся снаряды и швыряли их в огонь, рискуя убиться или покалечиться.

Капелла в Пайзе. Акварель И. Автухова

Он же, Игарский, с теплотой говорит о жившей по соседству фрау Эмме, которую все называли «эсэсовкой». Однажды она принесла ему котёнка: чёрненького, с аккуратной беленькой «салфеточкой» на груди. Видимо, чтобы спасти – сама она уже была прозрачной от голода.

С депортацией немцев было связано много историй – как, впрочем, и везде по Калининградской области. Мне рассказывали сюжет, достойный Шекспира: молодая жена офицера приехала к мужу вместе с маленьким ребёнком. Соседка-немка (её ровесница) набилась к ней в услужение: есть-то было нечего. Присматривала за младенцем – за хлеб и чашку супа. Через недели две жена офицера возвращалась из Кёнигсберга, куда ездила за продуктами (на рынке пыталась выменять на что-нибудь каракулевую шубку, найденную в немецком доме). В кузов грузовика набилось человек двадцать, ехали стоя. На повороте шофёр не справился с управлением и врезался в «солдата вермахта» – дерево на обочине.

От удара все попадали, кто куда, – а жену офицера выбросило на землю. Она ударилась головой и спиной, её парализовало.

Никаких надежд на выздоровление не было. Женщина понимала, что умирает. А тут началась депортация.

Видя, как любовно немка относится к малышу, умирающая предложила… взять её документы. И прикинуться, что после аварии (о которой все знали) утрачена речь. (Внешне женщины были немного похожи.) Вскоре офицер похоронил жену – как немку, уволился из армии, нашёл домик на другом конце Циммербуде, а немка Ангелика, ставшая Валей, обрела семью и сохранила родину…

Потом она перебралась в Калининград, к дочери. В Германию она так и не ездила – остерегалась оформлять загранпаспорт. Воспитывала правнуков – и ни о чём не жалела.

В 1949 году Светлый был назван «рабочим посёлком», а в 1955-м получил статус города – самого молодого города в Янтарном крае.

В советское время Светлый очень удачно сочетал в себе патриархально-провинциальную неторопливость и размеренность быта – с «продвинутостью» портового города. Здесь на ремонте стояли латвийские, литовские суда, заходили красавцы-траулеры из Ленинграда. К причальной стенке в Пайзе не раз швартовался знаменитый парусник «Крузенштерн» и его не менее знаменитый «товарищ» – «Седов»… Так что светловолосая Ассоль вполне могла дождаться своего капитана Грея – пусть даже на горизонте вспыхивал не алый шёлк парусов, а белая парусина… Наверное, это было «звёздное время» Светлого.

Пальмникен (ныне пос. Янтарный) обязан своим существованием янтарному промыслу. «Солнечный камень» на берегу Балтийского моря начали собирать ещё в седой древности. На протяжении столетий способы менялись: «старатели» то ловили треугольными сачками морские водоросли, которые во время осенних и весенних штормов вместе с кусочками янтаря выбрасывало в прибрежную зону… то рыхлили дно специальными баграми… то извлекали янтарь из глины с помощью «царапок» (приспособлений, на манер тех, что и поныне применяются при уборке картофеля).

«Старатели» даже умудрялись привлекать «ясновидящих», то есть людей, способных сквозь небольшую толщу воды различать крупные куски янтаря. А иногда добывали янтарь ночью, при свете горящей смолы в бочках, привязанных к деревьям! Существовало поверье, что украшения из такого вот «ночного» янтаря оберегают владельцев от дорожных неприятностей и уличных воришек.

Во времена правления в Пруссии Тевтонского ордена вся янтарная добыча была объявлена его монополией. За незаконный промысел полагалось одно наказание – смерть. Но отчаянных «старателей» мало пугала перспектива завершить жизненный путь на виселице. Помянув очередного беднягу, который «образцово-показательно» раскачивался с высунутым языком, искатели янтаря облачались в высокие сапоги и специальные костюмы, туго зашнурованные у горла, – и отправлялись на свой опасный и преступный промысел.

И Балтийское море кормило «старателей». А иногда – самым счастливым – удавалось сорвать крупный куш. Так, однажды после сильного шторма на берег в районе Пальмникена вместе с водорослями было выброшено 2 000 килограммов янтаря! Надо думать, хватило всем – и законным и незаконным добытчикам.

Впрочем, Пальмникен не был центром «контрабандной» добычи «солнечного камня». По-настоящему, история этой деревушки началась в 70-х годах XIX века, и была она (история!) вполне добропорядочна. И где-то даже «высоко технологична»: именно здесь янтарь начали добывать «продвинутым» способом: то есть промышленно, «шахтно и карьерно».

Некто Штантиен и Беккер (судовладелец и купец), основав фирму имени самих себя, в 1873 году заложили в окрестностях Пальмникена шахту, получившую женское имя «Анна». Кстати, там трудилось немало российских подданных. Приезжая на заработки в Восточную Пруссию, они нанимались рудокопами.