К. Секачева - Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет

Монгайт:Это видно. В сливочном масле не откажешь.

Михалков:А вот это как раз для меня и есть знаковая вещь, когда я говорю: «Ребята, инвесторы, вам нужно такое кино или нет? Русскому зрителю нужно такое кино или нет? Если не нужно, вопросов нет, я могу не снимать. Я могу снимать где-нибудь в другой стране, не имеет значения. То, что мне нравится. Тогда вы останетесь, потому что я не один – Федя Бондарчук собирается снимать. А если нужно, вы должны быть готовы к тому, что это планово убыточная вещь».

Шакина:Подождите, но ведь убыточная вещь не значит ненужная? И не факт, что не нужно снимать.

Михалков:Правильно. Именно эту точку зрения я и отстаиваю: даже если это кино не приносит вам прибыли, это не значит, что его не должно быть. Оно должно быть в любом случае, потому что такая кинодержава, как Россия, не может существовать без большого стиля. Это называется большой стиль. И когда был Бондарчук…

Шакина:Старший.

Михалков:Старший. Когда существовали Озеров, Гайдай, Чухрай, то были и Тарковский, и Герман, и Кира Муратова. Они все сосуществовали.

Шакина:Кира Муратова – с легким опозданием на 20 лет.

Монгайт:В продолжение разговора о заработках, о сливочном масле и о том, на какие деньги делается кино, мы хотели бы привести высказывание самого Никиты Сергеевича, посвященное спорной истории об однопроцентном налоге с DVD-болванок.

[Видеозапись]

Михалков:Не Михалков это придумал, не Михалкову это дали. Это конкурс, который был выигран. Теперь, допустим, не мы выиграли, а выиграли его другие – дагестанцы или еще кто-то. Это все равно будет собираться. Только с Михалкова проще спросить, куда деньги девались, а с них будет трудно спросить. Они просто не ответят. Нет, и все. Можно ли то, что я сейчас вам рассказываю, превращать в истерику по поводу того, что Михалков – барин? Бред. С другой стороны, что, я не барин, я другой? Я работаю по 18 сезонов?

Шакина:Никита Сергеевич, а почему с вас проще спросить?

Михалков:Потому что я на виду.

Шакина:А кто-нибудь другой уйдет в подполье?

Михалков:Конечно. Понимаете, какая штука, никто же ведь не хочет вникнуть – что там, стойте-стойте, объясните, что там происходит?

Объясню. Этот налог собирается во всем мире, кроме Белоруссии и, по-моему, Кубы.

Шакина:К Белоруссии и Кубе не придерешься.

Михалков:Это закон, который принят в Думе и одобрен правительством. А дальше объявляется конкурс, и организация, о которой я говорю, – это дочерняя организация. И она имеет отделения в семидесяти или восьмидесяти субъектах федерации. И есть другие претендующие.

Монгайт:Вам все завидуют, получается?

Михалков:Мне завидуют. Но вы можете представить себе, что я начинаю по этому поводу оправдываться или дискутировать? Нет. Не хотите – пусть другой будет это делать, я это не придумал, я на это не напрашивался. Другой разговор: собрали – а куда девали? Вот вопрос.

Шакина:Кстати, куда девали?

Михалков:Пока никуда не девали. Но вы поймите такую вещь. Ведь это же поддержка людей, которые ничего не имеют сегодня. Они когда-то снимали кино. Сколько денег – это зависит от количества копий, которые сделаны.

Монгайт:То есть это пенсионеры?

Михалков:Нет. Это идет музыкантам, которые сегодня музицируют или записывают диски, это идет в кино. То, что остается, – это все прозрачно – может по решению пойти на фестиваль, может быть, на то, чтобы кому-то помочь, и так далее. Дело в другом.

УЖАС НАШЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО ЛЮДИ НАЧИНАЮТ АПРИОРИ ОБВИНЯТЬ ТЕБЯ В ТОМ, ЧТО БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ СДЕЛАЛИ САМИ.

Монгайт:Не исключено. Так бывает.

Михалков:А так как им этого не дано, они начинают предполагать, что ты как раз и делаешь то, что хотели сделать они.

Монгайт:Объясните тогда претензии к вам по поводу строительства гостиницы в Козихинском переулке. Зачем вам гостиница, если, в принципе, вы готовы отказаться от всех своих функций, все перепасовать желающим людям?

Михалков:Я вас умоляю. Зачем вам гостиница в Козихинском переулке, если вы готовы отказаться от всех своих общественных работ, – что за бред, как?

Шакина:Мне, например, просто было обидно, когда эти буквы «ТриТэ» пропали. Я прохожу по Трехпрудному – где «ТриТэ»? Нету «ТриТэ». Как же так?

Монгайт:Там люди бастуют, сопротивляются строительству.

Михалков:Давайте, если совсем по-честному и просто. 20 лет мы там сидим, это разваливающийся дом. Из них почти 11 лет мы пробивали все разрешения – в мэрии, у Лужкова. За это время вокруг все строились. И мы терпели, когда там долбили и у нас тряслись окна, стекла. Мы терпели, потому что мы надеялись, что когда-нибудь скоро у нас это получится. Через девять, или я не знаю сколько, лет, мы все бумаги собрали, и нам подписали – потому что стало неудобно уже, неприлично. И когда мы начали это делать, вдруг выяснилось… что ж такое-то? А что произошло?

Монгайт:А почему люди возмутились, местные жители? Татьяна Догилева, Даниил Дондурей, в конце концов. Поясните?

Михалков:Я не хочу обсуждать Таню. Я убежден совершенно, что пройдет какое-то время, Таня это все прочтет, увидит, что она наговорила и сделала, и будет ей ужасно больно и горько, потому что это все неправильно, все ложь. Угрожал кто-то ей – просто ложь.

Вы посмотрите, какая штука. Значит, возможность построить новое здание в этом месте для нас – это преступление, из-за которого начинаются демонстрации. Почему? Те, что строят рядом с нами – еще на пять, на четыре этажа выше. Почему они тогда здесь стоят? Почему с другой стороны стоят построенные здания, это же тоже новодел? Это несправедливо. Да. Почему Михалков? Потому же и болванки.

Монгайт:Потому что все вопросы к вам.

Михалков:Не вопросы ко мне, а причина во мне. В данном случае я ничем не могу им помочь, потому что, во-первых, это несправедливо, а во-вторых, это неправда. А в-третьих, в конце концов, мы получили абсолютно законно все документы, и все можно проверить, даже то, в чем нас подозревают, – все экспертизы проделаны. И почему этого нельзя делать? Для меня абсолютно не существует в данном случае вопроса: «А может, вы все-таки откажетесь?» Почему? Я думаю, что здание, которое будет там построено, реально украсит этот переулок. Жалко, я не знал, что вы будете этот вопрос задавать, – я принес бы вам эскизы. Очень красивые эскизы, это такое арт-нуво, совершенное начало века.

Монгайт:В этом году разные ваши действия и поступки обсуждались бесконечно. В какой-то момент вы решили создать свою страничку в Живом Журнале. Почему вы решили это сделать? Кто-нибудь вам посоветовал? Как возникла эта идея?