Владимир Иорданский - Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире

Вместе с тем, и в подходе испанского философа, как и у Э. Ренана, явственно понимание идеи нации как некоего освобождения от ограниченности этнического начала. Но опять возникает вопрос, не лишает ли такое «освобождение» эту идею нации ее исторических корней? Не превращается ли нация в некую абстракцию, которую невозможно обнаружить в реальном мире, в этнической мешанине конкретной истории? Появляется и опасность отождествления нации и государства, социума и политической формы его существования. А как ни существенна роль государства в консолидации нации, оно, государство, не сводимо к нации, так же как и нации для полноценного развития отнюдь не обязательно создавать собственное государство.

С иных, чем испанский философ, позиций подходил к проблеме русский мыслитель правого толка И. А. Ильин. В частности, он исключал из поля зрения демократизацию как одну из важнейших предпосылок формирования нации. И его логика объяснима. Философ связывал вопрос о национальной принадлежности человека с его патриотическим чувством. При этом он подчеркивал важность достижения духовности в этом инстинктивном чувстве любви к родине. По его мнению, любовь к родине, патриотизм не зависят от заложенной в них перспективы, их открытости будущему. И все же чувствительны к внешним обстоятельствам, таким, как признаки расы, крови, формальной принадлежности к тому или иному государству. Он также отделял идею нации от этнического начала. Но ход его рассуждений принципиально отличен от движений мысли французского и испанского философов. Он писал: «Долгая жизнь на чужбине не делает ее родиной, несмотря на сложившуюся привычку к чужому быту и природе и даже на принятие нового подданства – все это остается бессильным, пока человек не сольется духом с дотоле чуждым ему народом. Признак расы и крови не разрешает вопроса о родине; например, армянин может быть русским патриотом, а может быть и турецким патриотом, но может быть и армянским сепаратистом, революционным агитатором и в России, и в Турции. А в великую войну за Россию патриотически дрались на фронте представители многих десятков российских национальностей. У людей смешанной крови происхождение бессильно разрешить вопрос о родине. Формальная принадлежность к какому-нибудь государству не только не обеспечивает патриотическое настроение у граждан, а, наоборот, в случаях завоевания или произвольного проведения границ, создает недобровольное подданство и вызывает в душах упорное антипатриотическое напряжение…

Все это означает, что родина не определяется и не исчерпывается этими содержаниями; она больше и глубже, чем каждое из них, взятое в отдельности, и чем все они вместе» [41] Ильин И. А. Путь духовного обновления. – «Путь к очевидности». Москва, 993 г., с. 221. .

Далее И. А. Ильин уточнял: «Родина есть духовная жизнь моего народа; в то же время она есть совокупность творческих созданий этой жизни; и, наконец, она объемлет и все необходимые условия этой жизни – и культурные, и политические, и материальные (и хозяйство, и территорию, и природу). То, что любит настоящий патриот, есть не просто самый «народ» его; но именно народ, ведущий духовную жизнь; ибо народ, духовно разложившийся, павший и наслаждающийся нечистью, – не есть сама родина, но лишь ее живая возможность («потенция»). И родина моя действительно («актуально») осуществляется только тогда, когда мой народ духовно цветет; достаточно вспомнить праведный, гневный пафос иудейских пророков-обличителей».

Именно духовная жизнь, продолжал И. А. Ильин, есть то, за что и ради чего можно и должно любить свой народ, бороться за него и погибнуть за него [42] Там же, с. 226. . Что же касается любви к родине, то она, подчеркивал мыслитель, не вынудима; она есть дело свободы, внутренней свободы человеческого самоопределения [43] Там же, с. 221. . И, наконец, резюмируя ход своей мысли, И. А. Ильин заключал:

«Родина есть дух народа во всех его проявлениях и созданиях; национальность обозначает основное своеобразие этого духа. Нация есть духовно своеобразный народ; патриотизм есть любовь к нему, к духу, его созданиям и к земным условиям его жизни и цветения» [44] Там же, с. 241. .

По идее русского мыслителя, этничность человека как бы растворяется в духовной общности, образующей ядро нации. В духовной сращенности люди образуют национальное единство, которое «снимает» родимое пятно их этнического происхождения. Но вряд ли можно отрицать, что в его концепции заложено то же внутреннее противоречие, что столь очевидно во взглядах Ренана и Ортега-и-Гассета: надэтническая «национальная» общность или невозможная абстракция, или единство вокруг и на основании этнической культуры.

Таким образом, идея нации изначально выступает в Западной Европе, где и родилась, в двух ипостасях – этнической и гражданской.

Дело в том, что она сплеталась с идеей социального освобождения и почти полностью отождествлялась в общественном сознании с представлением о суверенности народа. И не случайно. Торжество идеи нации во Франции происходит во время революции 1789–1794 годов. В Италии движение за освобождение от австрийского гнета соединяется с борьбой за объединение нации и преодоление феодальной раздробленности страны. В меньшей степени социальный аспект национального движения заметен в Германии, хотя и там процесс формирования германской нации требует расчистки национального государственного пространства от руин феодализма.

Вот почему в глазах европейского общественного мнения нация сразу же выглядит и как этническое сообщество, добивающееся независимости, или единства и независимости, и как коллектив выступающих за социальное раскрепощение сограждан. Лишь с ходом времени обнаруживается, что эти две ипостаси далеко не всегда тождественны, а во многих районах мира практически никогда таковыми не бывают. Соответственно формируются два основных подхода к пониманию нации: ее видение как этноса, создавшего собственную государственность, и ее видение как сообщества равноправных сограждан, этническое происхождение которых не имеет правового значения.

Можно бы сказать, что рискованно распространять частный, прежде всего европейский, опыт национального строительства на остальной, очень на Европу не похожий мир. И это было бы верно, хотя лишь отчасти. Ибо сначала важно выявить, в чем ошибочна европейская идея нации вне зависимости от географического либо исторического контекста ее зарождения. А она от противоречий не свободна.

В частности, вряд ли верно утверждение, что нация, не добившаяся независимости и не выработавшая собственной государственности, не может считать себя полноценной. Существование подобных представлений выгодно честолюбивым политикам и бюрократам, которым сулят доступ к рычагам власти, и, естественно, они энергично способствуют их распространению. Их интересы можно понять, но это не доказывает их правоты.