Владимир Иорданский - Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире

Если же нация – это динамичное сообщество людей, зачастую различного этнического происхождения, но сложившееся вокруг одного доминирующего этноса, скрепленное общностью исторических традиций, единством культуры и близостью стремлений, то для формирования такого сообщества его независимая государственность отнюдь не является непременным условием. Нация и государство сосуществуют как бы в разных плоскостях. В границах единого государственного образования вполне могут взаимодействовать несколько наций, и если государственный механизм не захвачен бюрократией одной какой-то национальной группы, их свободному развитию мало что будет мешать. Иначе говоря, только в тех случаях, когда нация в рамках единого полиэтнического сообщества оказывается жертвой угнетения и дискриминации в какой-либо форме, вопрос о создании собственного отдельного государства становится для нее действительно актуальным. При этом бросается в глаза, что даже в тех случаях, когда постановка вопроса о собственной государственности является исторически оправданной, решение этой задачи не обходится без колоссальных утрат.

Более того, становящаяся независимой нация часто оказывается пленницей – и жертвой – собственной независимости. Характерен в этом отношении опыт стран Тропической Африки. В период борьбы за независимость в национально-освободительном движении сталкивались две позиции. Сторонники одной выступали за сохранение крупных государственно-административных сообществ, вроде федерации Французской Западной Африки или федерации Французской Экваториальной Африки. Широчайшее распространение получили идеи панафриканизма. Один из творцов этой концепции, президент Ганы Кваме Нкрума, выдвинул проект создания на территории Африканского континента единого государства.

Победила, однако, вторая позиция – сторонников превращения в независимые государства мелких административно-территориальных образований. Их торжество обернулось для народов тягчайшим поражением. Раздробленность способствовала экономическому застою и политическому авторитаризму. В силу бедности населения, узости внутреннего рынка, слабости предпринимательской прослойки на роль главного организатора экономического развития оказалось выдвинуто государство, а более конкретно, государственная бюрократия.

Часто говорят, что малые народы не смеют и претендовать на независимость. Это, конечно же, вздор. Но очевидно, что именно для малых народов наиболее велик риск попасть в историческую ловушку собственной независимости и стать пленником внешних, далеко не всегда доброжелательных сил. Напротив, именно в рамках крупного полиэтнического государственного образования они легче могут и обрести свободу, и сохранить достоинство.

В странах третьего мира с характерной для большинства из них пестротой этнического состава населения, тем не менее, иной раз выходит на первый план именно «этническое» видение нации. Но очевидно, что применение этого подхода на практике способно разрушить национальный мир, столкнуть между собой различные этнические составляющие населения. Поэтому широкое распространение приобрела модель, вдохновляющаяся ливанским образцом государственного строительства. Суть ее заключается в том, что каждая этническая и религиозная группа получает оговоренную в некоем общественном договоре долю власти, долю экономического могущества, долю социальных привилегий. Как известно, в Ливане четко определялось, какие ключевые государственные посты – президента, премьер-министра, сколько мест в парламенте выделяется каждой из конфессиональных и этнических групп. И система успешно работала, пока демографические процессы не изменили давнее соотношение сил.

Интересен в этом отношении эксперимент, который в течение нескольких послевоенных десятилетий осуществлялся в Малайзии. В 1981 г. из 11 миллионов человек, населяющих федерацию, 54 процента составляли малайцы, или «бумипутра» – «сыны земли», 36 процентов – китайцы, 12 процентов – индийцы и один процент – другие национальности. Среди китайцев и индийцев едва ли не большинство образовывали потомки иммигрантов, прибывших в страну в конце XIX – начале XX века для работы на плантациях или оловянных рудниках. С ходом времени им удалось добиться существенного улучшения своего экономического положения и социального статуса. К 1970 г., ставшему переломным в истории страны, около 49 процентов малазийцев жили ниже официальной черты бедности, причем в деревнях с преобладающим коренным населением бедность была уделом уже 68 процентов населения. Малайская аристократия удерживала ключевые посты в государственном аппарате, в частности в полиции и армии, но в экономике 60 процентов предприятий принадлежали иностранному капиталу, более 30 процентов – малайзийцам китайского происхождения, тогда как малайцы владели всего двумя процентами предприятий. Многие из них ощущали себя чужими в собственной стране [45] «The Far Eastern Economic Review», Hong Kong, 22.06.1989, p. 28. .

Правда, в конституции Малайзии имелись статьи, закреплявшие за «бумипутра» определенные преимущества. В государственном аппарате им резервировалось большинство мест – в соотношении 4:1. В учебных заведениях малайцам предоставлялось 80 процентов стипендий. Кроме того, по этническому принципу выдавались лицензии на некоторые виды предпринимательской деятельности и ремесел. Только малайцам выделялись участки земли, предназначаемые на цели развития [46] «The Asian Profle», Hong Kong, vol. 18, № 4, August 1990, p. 326. .

Однако эти привилегии лишь усиливали этническую напряженность: их было недостаточно, чтобы открыть перед «сынами земли» дорогу к экономическому процветанию, но они существенно ущемляли политические и социальные права других этнических групп.

Взрыв произошел 13 мая 1969 г., через три дня после парламентских выборов. В Куала-Лумпуре вспыхнули погромы. По официальным данным, погибли 143 китайца, 25 малайцев, 13 индийцев и 15 человек иных национальностей. В стране ввели комендантский час, открытие недавно избранного парламента отложили более чем на 18 месяцев. В государственном руководстве произошла смена поколений.

Молодые лидеры Малайзии провозгласили рассчитанную на 20 лет «новую экономическую политику» (НЭП). Она была нацелена на решение двух главных задач: «сократить и по возможности устранить бедность путем повышения жизненного уровня и расширения возможностей трудоустройства для всех малайзийцев вне зависимости от расы», а также «перестроить малайзийское общество для преодоления экономического неравновесия с тем, чтобы сократить и по возможности устранить отождествление расы с экономической функцией» [47] «The Far Eastern Economic Review», Hong Kong, 22.06.1989, p. 28. . Если говорить более конкретно, намечалось повысить долю малайского капитала в предпринимательстве с 2 до 30 процентов. В 1971 г. была принята поправка к Конституции, позволяющая правительству требовать от университетов преимущественного приема абитуриентов из малайских семей. Публично обсуждать вопрос о специальных правах «бумипутра» было запрещено под страхом судебного преследования.