Аркадий Эйзлер - Быть человеком

Однако существует и другая точка зрения. Руководитель онкологического центра в Аахене д-р А. Шпелсберг (A. Spelsberg) ежедневно имеет дело с больными раком. Конечно, ей известны абсолютные данные статистики. Но, тем не менее, она ярый сторонник скрининга. Не оспаривая результатов исследования датских ученых, Шпелсберг не устает утверждать, что 1–2 спасенных из двух тысяч – звучит на слух, конечно, незначительно, но, экстраполируя эту цифру на все население Германии, можно спасать из года в год до 1000 человек. Она озабочена тем фактом, что маммографию с самого начала введения прошли только 50 % женщин. В этом Шпелсберг видит не только пессимистический настрой женщин, но и небрежность в отношении к ним со стороны органов здравоохранения. Например, только половина женщин в возрасте от 50 до 69 лет получила само приглашение. Мало того, рентгеновские установки были неправильно настроены на соответствующие параметры обследований. Шпелсберг добавляет: «Существует принцип, согласно которому лучше обойтись совсем без скрининга, чем пройти плохой тест. Необходимо улучшить его качество, чтобы вместо одной женщины можно было бы спасти 5 из 1000. Во многих случаях сами врачи не осознают и не оценивают степень опасности при определении карциномы груди. Часто женщины сами выбирают наиболее радикальный метод – операцию. Искусство врачей-радиологов состоит в том, чтобы отличить на мониторах рентгеновских аппаратов микроизвестковые отложения в каналах молочной железы от очагов рака». Аналогичное положение дел сохраняется и при диагностике рака матки. Шпелсберг упрекает: «Гинекологи в Германии делают в 5 раз больше диагностических мазков, чем в среднем по Европе, хотя количество умерших не уменьшается. И это плохо. Цель ранней диагностики состоит не в том, чтобы любой ценой продлить жизнь, а в том, чтобы по возможности обеспечить как можно более высокое качество жизни и уменьшить страдания». И в завершение своего анализа Шпелсберг задает далеко не риторический вопрос: «А насколько здоровыми мы умираем?»

Сколько средств вкладывается в новые методы борьбы с раковыми опухолями, поведал недавно немецкий журнал “Stern” [17] Stern. 2009. № 45. . Речь шла о скором вводе в эксплуатацию новой установки, позволяющей с точностью почти до микрона проникать в раковые опухоли, разрушая и уничтожая их изнутри. По сравнению с гамма-облучением, она во много раз эффективнее, так как опухоли подвергаются бомбардировке ядрами атомов водорода и углерода. Стоимость установки – более 100 млн евро, обслуживающий персонал – 65 врачей, физиков, техников. Поражают и размеры самой установки – только прицельный комплекс размером с трехэтажный дом и весом в 600 тонн. Около 400 пациентов были подвержены бомбардировке такими частицами в труднодоступных частях тела – голове, позвоночнике, простате. «В зависимости от вида рака у подавляющего числа пациентов рост карциномы останавливался значительно быстрее, чем при лечении обычными методами облучения», – говорит директор установки Д. Дебус (J. Debus). С подобными установками в Америке, Японии и Мюнхене связывают большие надежды, они вскоре появятся и в других городах Германии. Профессор Дебус и его коллеги планируют лечить в новом центре 1300 пациентов с такими тяжелыми видами рака, как детские карциномы, рак поджелудочной железы и легких.

Но в самом интервью профессора звучат первые ноты сомнения, оставляя за медиками плацдарм для отступления: «В ходе клинических исследований мы хотим установить, кому из пациентов этот вид лечения приносит очевидную пользу. Мы думаем, что эта терапия оптимальна не для всех пациентов, а лишь для тех 5–10 %, у которых опухоль находится в труднодоступных местах или не реагирует на обычную терапию. Мы еще не имеем результатов долгосрочных наблюдений». Критические голоса раздаются и со стороны экономистов, которые предрекают гигантские расходы на новые исследования, которые не может себе позволить и без того выпотрошенная система здравоохранения. Один курс лечения стоит 20 тыс. евро – в 4 раза больше, чем обычная терапия. Но в случае осложнений необходимы дальнейшие процедуры, и расходы вырастут непомерно. Поэтому абсолютно очевидно, что медицинский успех этого вида лечения должен быть соотнесен с экономическими расчетами – ибо речь идет лишь о 5–10 % всех раковых заболеваний. Не получится ли из этой затеи повторение ситуации, возникшей в австрийском городе Цвентендорф, где еще во времена Б. Крайского был воздвигнут гигантский железобетонный блок атомной электростанции? Ее открытие было заморожено народным референдумом, что послужило поводом для отставки автора «социалистического чуда» в одной отдельно взятой капиталистической стране. Впоследствии этот объект был использован как склад массивных металлоконструкций, а затем и для проведения различных лабораторных испытаний. В связи с этим мне приходит на ум давняя радиопостановка рассказов известного детского писателя Н. Носова, в которой звучала песенка с текстом, напоминающим эту ситуацию:

Купили телефон,

Сломали телефон

И сделали звонок.

И еще одна сторона вопроса – меркантильная, которая появилась в немецкой печати в виде простых подсчетов. Если в среднем на один врачебный кабинет дерматолога приходится 2500 человек, а из них 1800 старше 35 лет посещают этот кабинет ради теста на рак кожи один раз в течение 2-х лет, то врач за один квартал должен осмотреть 225 здоровых людей. Для того чтобы получить 21 евро от страховой кассы, он должен потратить на каждого 20 минут. Это значит, что врач в течение каждого рабочего дня должен затратить 75 минут только на тестирование рака кожи. Врачей все больше начинает раздражать множество здоровых людей, штурмующих их приемные для обследования самыми разнообразными тестами, отнимая от действительно больных время и деньги. За медицинский уход в течение месяца за больным врач получает 13 евро, в то время как за, возможно, ненужный тест он получает 30 евро. Президент швейцарского общества по борьбе с раком Т. Черны (T. Cerny) констатирует: «Наша система здравоохранения поощряет деятельность и наказывает бездеятельность, и все, что делается – оплачивается, вне зависимости от того, проводится терапия правильно или нет, хороша ли она для пациента, вредит ему или не оказывает никакого эффекта. Никто не задается такими вопросами. В результате лечение оказывается максимально дорогим, и лидирует при этом операционная терапия, за которую клиники получают наибольшие вознаграждения: чем больше операций – тем больше денег! Удаляет хирург опухоль груди за одну операцию или за несколько – все равно: вознаграждение не зависит от качества. Конечно, существует множество клиник, которые справляются со своими задачами лучше, вследствие чего увеличивается шанс на выздоровление, в отличие от маленьких клиник, в которых потери больных с раком груди очень высоки. Из-за неправильной терапии мы теряем женщин в возрасте от 40 до 50 лет. И мы говорим здесь не о какой-то таинственной общественной группе “ХY”, а о систематических, регулярно повторяющихся ошибках, которые обходятся особенно дорого и делают систему здравоохранения Германии самой дорогостоящей в мире. Например, при лечении рака косвенные расходы составляют 85 %. Они складываются из бюллетеней по нетрудоспособности, помощи в быту, реабилитационных расходов, дорогих медикаментов при рецидивах болезни, которых можно было бы избежать, и, наконец, – преждевременной смерти. Собственные расходы – химиотерапия, облучение и медикаменты – составляют, по большому счету, 30 % общих расходов. Отсюда видно, что правильное лечение позволяет сокращать огромные суммы непрямых расходов. И вовсе не дорогие медикаменты и современная техника поднимают расходы на лечение. Главная причина – это небрежность в диагностике и лечении. В будущем расходы будут повышаться дальше, несмотря на все наши старания, поскольку никогда еще не существовало периода развития общества, при котором имелось бы столько людей пожилого возраста. Это положение усугубляется и большим количеством людей, появившихся на свет в период послевоенного бума рождаемости, которые особенно интенсивно подвержены раковым заболеваниям».