Коллектив авторов - Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах

Походив по комнатам нервными шагами, я решила мстить. И – на самом деле, ничего удивительного – искренняя человеческая эмоция (в данном случае – дикая обида) мгновенно завоевала свои первые пять минут славы. После первого же поста у меня появилось пятьсот друзей.

И вдруг, к полному моему смятению, я поняла – за всеми этими небольшими картинками и короткими текстами комментариев скрываются люди, они живые, такие же, как я, они отвечают, сердятся, восхищаются – и они рядом. И я совершенно перестала злиться, до того мне стало любопытно.

Дальнейшие несколько недель я провела, прилипнув к экрану моего «Макинтоша». Собственно, и знаменитая «послеродовая» благодаря этому на сей раз (а у меня есть опыт) обошла меня.

Здесь неожиданно оказалось все сразу, как на понедельничном антикварном рынке в Ницце, который на тот момент был главным моим развлечением. В куче многослойного виртуального хлама, сомнительных откровений, хамства, литдыбра и моргающих розовых котят с отвратительными бантами обнаружились настоящие сокровища – люди, истории, целые жизни, бесстыдно выложенные напоказ.

Я сделалась азартной, как лас-вегасский пенсионер на пятицентовом автомате; и я поняла, что пропала. Первые дни я сидела с лицом ребенка, впервые наблюдающего гала-парад в Диснейленде. У меня просто кружилась голова, так мне было интересно. Это была история про непрерывное открытие других миров; нельзя сказать, чтобы все из моих открытий меня порадовали. Если честно, то чем больше открытий я делала, тем больше не понимала, как же мне реагировать, и путалась в их сомнительной ценности.

В ЖЖ я встретилась с людьми, с которыми никогда раньше не встречалась; вступила в контакт с теми, с кем никогда в силу слишком разных географий и планет не пересеклась бы в реальной жизни. Здесь было и плохое, и хорошее, однако обычные, привинченные годами фильтры были сняты и уничтожены навсегда. Я изменилась.

Меня захватило ощущение схлопнувшегося пространства; любое расстояние, и физическое, и социальное, и личное, потеряло смысл. И меня вдруг стали в этом, как мне казалось, ненастоящем – по-настоящему ненавидеть и любить. В таких промышленно ощутимых масштабах я никогда с этим не сталкивалась.

Мне начали угрожать. Мне стало страшно. Я начала злиться. Где-то далеко, а может быть, и недалеко, кто тут разберет – сидел, к примеру, какой-то человек, готовый жестоко растерзать меня, даже не зная. Это было удивительно и совершенно завораживающе; у меня без дополнительных заявок с моей стороны сами собой откуда-то вдруг появились поклонники и враги. Многие вещи не трогали бы меня, когда бы не происходили с такой регулярностью и в таком количестве; то, что в первый, пятый и десятый раз я воспринимала философски, в сотый и тысячный начинало пугать. Я стала популярной. Справедливости ради надо сказать, что, наверное, я никогда не была обделена вниманием, но тут…

Журналисты, домохозяйки, менеджеры туристических фирм, детские писатели, экзальтированные и очень приземленные, сумасшедшие и пугающе вменяемые, успешные и ничтожные, гомосексуальные и существа, пишущие про себя в среднем роде, с московскими и монгольскими (!) айпи, юные и очевидно несвежие – стали, как говорят в ЖЖ, «слать мне лучи» ненависти или любви. Они даже стали сплачиваться в зависимости от…

Я была совершенно заколдована.

На врагов я неожиданно для себя реагировала острее – острее, чем обычно, острее, чем предполагала сама. Неожиданно вдруг выяснилось, что моя змеиная мудрость и выдержка, приобретением которой я к своему зрелому возрасту так гордилась, здесь совершенно не работают. Мне пришлось заново учиться себя контролировать.

Больше всего меня бесило приклеивание ярлыков, а уже через несколько вылазок в ЖЖ я была облеплена ими, как чемодан в Шереметьево. Здесь начинало играть неприятие всего плоского, однозначного и коллективного; да я даже в студенчестве отказалась морковку собирать, понимая, чем это чревато, не из-за того, что было лень, нет, просто не могла выносить этого надвигающегося коллективного нечто. А тут оно просто зашкаливало.

Я снова начала много курить. Прекрасно, но мой другой мир, в котором я с кучей своего, как мне казалось, никому, кроме меня, не нужного хлама, своими детьми, друзьями, собаками, домами, кастрюлями, – заиграл совершенно по-новому. Он стал интересен. Не мне, не моим дорогим близким, а совершенно чужим людям.

По-прежнему, как в детстве, накрывался огромный стол, под свежепосаженным диким виноградом, ярко светило южное солнце, море шуршало, и все шумели, я терзала гостей «новыми» кроликами, только делала я уже это не одна, как раньше. Со мной рядом появилась Белоника и те, кому очень хотелось знать, почему она «такая».

И я стала делиться – мне не жалко.

Я вдруг почувствовала себя удивительно счастливым человеком и поняла, что просто не замечала этого.

Для счастья, как для греческой драмы, мне, к примеру, нужно единство места, времени и пространства. Не нужно отвлекаться. Нужно жить в тот момент, в котором ты сейчас, и делать это с настоящей любовью. С самоотдачей, увлекаясь, и с достаточным количеством искренности. Отвратительный в своей фонетической конструкции рецептыш. Но, наверное, самый главный.

Так то, что приносило такое счастье и в детстве, стало моим естественным щитом; мне понадобилось время, чтобы спрятать Нику Белоцерковскую, оставив Белонику на кухне; фокус внимания естественным путем, без какой-либо болезненной кастрации, сместился на то, что стало действительно полезно и мне, и моей растущей аудитории. Белоника не так активна, как Ника Белоцерковская, Белонике интересно меньше тем, чем Нике Белоцерковской, зато и самой Нике теперь гораздо спокойнее – Белоника занята делом, в котором разбирается достаточно хорошо, а блог ее, претерпев болезненные трансформации, остался там, куда его естественным образом прибило – на моей кухне.

Но и здесь нам, уже двоим, далеко было до спокойствия. Вырулив по сути в монотему, я обнаружила, что и аудитория у меня изменилась: я, вероятно, случайно оказалась в нужном месте в нужное время, в эпицентре огромного тренда интереса к качественной домашней еде, гурманского, не побоюсь этого слова (с ним в среде ЖЖ-кулинаров надо быть очень аккуратной), свойства. Здесь уже были свои звезды и звездочки, которые также реагировали на мое вторжение по-разному; впрочем, для общения с ними я была уже достаточно закаленным бойцом, шок от встречи со стаями обезумевших «белониконенавистников» уже прошел, хотя кулинарная среда блогосферы, как ни странно, очень недоброжелательна. Почему-то именно кулинарные блогеры дико ревнивы к чужому успеху.

Кем я только не была – кухаркой, жирной уродливой тварью, старой б…, лицемерной богатой сукой, жидовкой и антисемиткой, короче, пожалуй, весь комбинаторный ряд из латинских букв, которые можно было собрать в самые невероятные слова из обсценной и не очень, к тому моменту был полностью исчерпан.