Коллектив авторов - Новые заветы. Самые известные люди России о своих мечтах, страхах и успехах

В словах, выводимых на нем.

Кто, идя по улицам, в гости, в школу, не думал о проходящих бабах, а складывал слова в строчки…

И в этом чувствовал радость, и смысл, и наслаждение.

Я был я.

И вдруг я взял и оставил себя там, далеко позади, на обочине.

Зачем? Почему?

Ответа нет. Теряется во мраке прошлого. И не важно теперь.

Важно, что теперь это не Я. Это Он.

Я бросил его. Так точнее.

Я бросил его. А сам пошел-поехал-побежал-поспешил вперед.

И не оглядывался.

И вот иду по жизни – уверенный, веселый.

А он смотрит на меня. Оттуда. Глазами.

Смотрит на то, чем я стал.

И не думаю, что радуется.

Или нет. Радуется.

Что я жив. Что любим. Что здоров. Что родители со мной.

Но.

Мне тяжело смотреть ему в глаза.

– Он был моложе?

– Ерунда.

– Он был умнее?

– Нет.

– Честнее?

– Да. Наверняка.

– Талантливее?

– Уверен.

– Порядочнее?

– Он был искренен.

Ну, вот и все.

Я сказал то, что, пожалуй, никому никогда не говорил.

И себе самому не признавался.

Кто-то скажет: это не мечта, это тоска.

Нет, это мечта.

И я верю, что смогу ее искупить. Именно так. Искупить.

Кто-то скажет: это жизнь.

Я знаю. Я знаю, что это жизнь и происходящее неизбежно.

И краткость – она и в жизни сестра таланта.

В смысле продолжительности оной.

А если живешь, и живешь, и живешь, то неизбежно теряешь, теряешь, теряешь… Близких, далеких, время, чувства, но главное – себя.

– Мама, как ты поживаешь?

– Так как-то.

– Хорошо выглядишь.

– Потому что я умерла рано.

– Зачем? Зачем ты ушла так рано? Я так тосковал.

– Потому что я женщина. Потому что я не хочу стареть. Потому я спряталась.

– Спряталась? Ты просто спряталась?

– Конечно. Но спряталась так, чтобы никто и никогда меня не нашел! Ты играл в прятки?

– Да.

– Тогда ты знаешь, что такое смерть.

– Что?

– Смерть – это спрятаться так, чтобы тебя никогда не нашли. Хочешь попробовать?

– Да.

– Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался – я не виновата.

– Мне одиноко, мама.

– Ты не счастлив?

– Нет.

– Почему?

– Я не знаю, зачем я живу.

– Как же ты постарел. Ты очень постарел.

– Потому что я живу, мама…

Все.

Нет, не все.

Ведь кто-то мечтает о смерти.

Не кокетливо. А взаправду.

Не «чтобы пожалели».

Кто-то на самом деле искренне мечтает о смерти.

Может, от боли.

Может, от чего-то еще.

Кто-то искренне мечтает о смерти.

Но этот человек, наверное, никогда не напишет ни слова о своей мечте.

Потому что слово – жизнь.

Оно было в начале.

А смерть – это смерть.

Она в конце.

Она даже после точки.

Эту мечту не надо описывать.

Ее воплощают.

Она возвращает тебе себя.

Актер и режиссер Федор Бондарчук в своей колонке, которая по сути уже является сценарием, говорит с читателями о том дорогом, что у него есть: о своем друге Юхане.

Жизнь и приключения этого человека – больше, чем приключения, и даже больше, чем жизнь: это судьба.

Крепко связанная с судьбой самого Федора Бондарчука.

Он же Юхан Гросс, он же Сауль Гросс, он же Юхан Хярм, он же Юхан Сауль. Сценарий, если я его напишу, будет называться «Юся». Двадцать лет тому назад (я жил еще с родителями, хотя нет… уже не жил с родителями) мне позвонил Ванька Охлобыстин – мы все учились во ВГИКе – и сказал:

– Старик, твое время правления во ВГИКе закончилось, у нас появился новый герой.

– Кто такой?

– Сидел по 88-й, потом второй раз – по статье «Несоблюдение контрольно-паспортного режима», потому что у него была жена-финка.

Так я впервые узнал о Юхане из Таллина, который поступил в мастерскую Лисаковича на документалистику. Этот парень опубликовался во всех перестроечных изданиях, рассказывая про известный эстонский праздник (не помню, как называется, когда они в таком круглом амфитеатре пятитысячные хоры собирают). По этим работам его приняли.

Я приезжаю во ВГИК, там такой парнишка – высокий, красавец, в двадцатиградусный мороз босиком, в смысле без носков, ездит на «копейке» с нивской торпедой, с финскими литыми дисками и с табуреткой вместо переднего сиденья. При деньгах, что для студентов было невероятно, и разговаривает на полуломаном русском, деятельный такой – одним словом, как-то он меня и всех заинтересовал.

Весь мой курс, половина точно, померли по разным причинам… Был у нас с Ванькой на курсе такой товарищ – Петя Ребене. Снимал он про русичей, постоянно торчал на болотах: все мы ходили в каких-то хламидах, с посохами и с наклеенными бородами, искусанные комарами, исполняли какие-то его православные вирши. И вот мы поехали на эти съемки. Как-то получилось так, что компания сразу же огромная организовалась…

Юся пригласил нас всех в Таллин. Так началась моя история с Юханом. Мы, когда туда приехали, все деньги прогуляли, вот я к нему подхожу и говорю:

– Старик, у нас есть два варианта: или мы уезжаем отсюда, так как у нас есть 200 рублей на всю нашу компанию, чтобы купить билеты. Либо мы сейчас идем в ресторан, их пропиваем, а потом на следующее утро я у тебя одолжу на дорогу, а в Москве отдам.

– Что такое, конечно, о чем ты говоришь?

Мы, конечно, успешно все это прокутили. Настал час «икс». Он говорит:

– У меня тут родственники есть хорошие, у них тюльпанный магазин, очень большие предприниматели, о-о-очень!

Идем по улице, навстречу идет человек – это, кстати, был первый случай, который меня насторожил. Юхан узнал этого человека и кричит ему:

– Ирва, Ирва, привет!

– Юхан?

– Да, это я, Юхан.

И тут прохожий показывает Юхану характерный жест рукой от локтя.

Зашел он в этот магазин, и увидели мы его следующий раз через полгода. Вся эта компания, кстати, каким-то образом все-таки добралась до Москвы.

Московский международный фестиваль ПРОК 89-го года – профессиональная крутая невероятно свежая тусовка: Гарик Сукачев, Саша Абдулов, «Аукцыон». И кого я там вижу? Юхан в шортах, сланцах как ни в чем не бывало заявляет:

– Федька, куда ты пропал?

А дальше? Дальше наступило новое время, тогда мы и начали снимать клипы, все начали хвалиться друг перед другом достижениями…

Группа студентов Всесоюзного государственного института кинематографии в компании азербайджанца Фуада Шабанова, эстонцев Пети Ребене и Юхана Сауля, армянина Тиграна Кеосаяна, русича Вани Охлобыстина, египтянина Ашрафа Самира и полухохла Федора Бондарчука получила стипендию имени Герасимова. Это повышенная стипендия: все учились хорошо. Конечно, решили, что ее лучше пропить. Мест пропивать было три: отель «Интерконтиненталь», он же двухзвездная гостиница «Турист», потом пивняк «Ангар» и, конечно, главное место – это ресторан «Охотник», все на ВДНХ! Вся эта компания заказала песню «Черный ворон», раз двадцать заказала, а внизу цыгане сидели, барон какой-то праздновал день рождения. Когда уставшие музыканты опять затянули «над мое-е-ею головой, ты добы-ычи не добьешься…», подошли цыгане, началась дикая драка. Со словами «На русской земле живете!» Фуад Шабанов, Тигран Кеосаян и Ашраф Самир коммуниздили цыган тарелками и приборами. Подъехала милиция, и вот тут действительно кинематографическая склейка: внизу были телефонные автоматы с синими пластиковыми козырьками – считались верхом дизайнерской моды того времени. Так вот все шестеро стоят у телефонных аппаратов и бурно разговаривают, а из грузовика выпрыгивают менты с собаками и начинают упаковывать цыган. Но нам этого было мало, мы не остановились, и причина нашлась: хахаль какой-то был из МГИМО, который ухаживал за Светкой, как мне тогда показалось. Так вот поехали ему морду бить. А тут я еще вспомнил 37 ошибок в сочинении, которое писал при неудачном поступлении в МГИМО. И вот был повод разобраться: я глазом не моргнул, как Тиграша с ноги парнише в костюме сером зарядил и был тут же бит головой об асфальт. Я его когда сейчас встречаю, на нос его знатный со шрамом от той драки смотрю, то время всегда вспоминаю. Накостыляли нам и мы им: довольные и с разбитыми мордами разошлись. Все бы ничего, если бы назавтра не было показа: мы «Пролетая над гнездом кукушки» ставили – этот показ долго не могли забыть во ВГИКе.