Евгений Панов - Ветры странствий. Публицистические очерки

…В гостиницу мы вернулись заполночь, а в 7 утра нужно было снова отправляться в дацан – настоящий хурал еще не начинался. Ночью мне стало худо: трещала голова, саднило горло. Видимо, соседство с кашлявшим мне в спину простуженным паломником не прошло даром… В машине, то и дело застревавшей в пробках (казалось, к Итигэлову спешил весь Улан-Удэ), я с трудом представлял, как высижу трехчасовую службу, но при виде золотого халата Великого Ламы недомогание быстро ушло и больше не возвращалось. «Это он меня вылечил», – сообразил я и снова превратился в глаза и уши.

На праздничной литургии, кроме высших духовных лиц, присутствовали и какие-то светские персоны, судя по почтению, с которым их встречали, весьма и весьма важные. Они приходили и уходили, на место ушедших являлись новые. Многие вручали ламе-распорядителю толстые пачки денег, тот по чинам раздавал бумажки иерархам, которые брали их, не отрываясь от сложного и красивого ритуального действа… Положено сие или нет в буддизме, не знаю и не берусь судить. Чужой монастырь – чужой устав.

Великий Лама Итигэлов со своего возвышения снисходительно взирал на суету в его честь – так смотрят взрослые на ужасно серьезные, «всамделишные» ребячьи игры. На его лице, а издалека оно воспринималась гораздо отчетливей, чем вблизи, временами появлялась вольтеровская усмешка. Так мне казалось с того места, где я сидел. Не исключаю – только казалось. Мне казалось, что наклон тела Итигэлова на протяжении трех часов службы не раз изменился, что фигура в целом, голова, лицо выглядели для наблюдателя по-разному… Может быть, это была просто игра света и теней. Хотя в том, что у человека, сидящего в позе лотоса, позвоночник отклоняется от вертикали на сантиметр в ту или иную сторону, не было, наверно, ничего необычного.

Через день мы улетели в Москву. Теперь нужно было держать ответ перед Олегом Валерьевичем за потраченные деньги и предъявлять результаты.

Увы, собственно научные результаты экспедиции оказались очень скудными. Того, что намерила шумомером Маргарита Андреевна, вернее, того, что ей разрешили измерить, явно не хватало для превращения выдвинутых до поездки гипотетических предположений в доказательную теорию. Кроме того, Кулакова испортила отношения с Янжимой Васильевой, когда попыталась надавить на Янжиму, дабы получить непосредственный доступ к телу, но разрешения не получила и только закрыла себе перспективу.

Научно-философские или, может быть, мировоззренческие или, возможно, футурологические итоги выглядели куда весомее. Собственно, они были у всех на виду, но, чтобы разглядеть их, требовалось немного изменить угол зрения.

Уже в первый день на бурятской земле – кстати, со слов той же Васильевой и ее сотрудников – стало понятно, что феномен превратился в нечто гораздо большее, чем артефакт буддизма благодаря чудесам, сотворенным вернувшимся Итигэловым.

Чудо первое: о том, что лама извлечен из могилы, не предполагалось оповещать весь мир, но информация широко распространилась и продолжает распространяться по планете. Глава буддистов России Аюшеев уподобил тело Итигэлова небольшому солнцу, испускающему лучи, или реактору, отправляющему потоки нейтронов, которые, несмотря ни на какие преграды, достигают нужного человека.

Чудо второе: о том, что среди паломников случаются исцеления, что в судьбах людей происходят обнадеживающие сдвиги («положительная коррекция кармы»), не только не трубили на весь белый свет, но всячески приглушали информацию. Но число паломников множится и множится. Отчего? Оттого, по словам Аюшеева, что люди, услышав про феномен, удивляются и начинают размышлять, а размышляя, созревают, обнаруживая в себе тягу к запредельному, которой раньше не было, и устремляются на встречу с ним, а встреча изменяет привычную жизнь и навсегда остается в памяти.

Чудо третье: как полагают российские буддисты, есть основания говорить об исполнении пророчества Будды Шакьямуни, предсказавшего широкое распространение его учения в холодных северных странах, и даже о том, что мировой центр буддизма, учитывая двусмысленное положение Далай-ламы, перемещается из Индии в Россию.

Три этих чуда – знаки превращения Итигэлова в феномен мирового масштаба. Паломники стекаются к нему со всей России, из Европы и Азии, прилетают из-за океана. Что означает его появление именно в данном месте – в России? Именно в данное время – на стыке веков, тысячелетий и эпох? К каким выводам он нас подталкивает? К каким изменениям призывает? Не является ли феномен каким-то «дорожным знаком», «указателем» пути? Можем ли мы расшифровать то чрезвычайно важное сообщение, что он несет? Возможно, оно содержит чертеж строительства какого-то нового мира, план перехода к новому способу существования. Возможно, в «послании Итигэлова» таятся иные грандиозные вещи, которые мы просто не состоянии себе представить из—за лени, невежества, тупости, недаром считающихся в буддизме смертными грехами, узости кругозора, почти полной и поголовной погруженности в материальное.

Правда, кое-что все-таки понятно. Если вычленить из проблемы технологическую часть – те самые технологии жизнеобеспечения, столь необходимые многим и многим, то феномен недвусмысленно указывает на их природу. Это так называемые резонансные технологии.

Они распределены по двум группам.

Первая группа – технологии энергетической подпитки, иначе, усвоения энергии в форме звука и света или цвета.

Вторая группа – социальные технологии.

Вот первый поразительный и при том совершенно очевидный факт, почему-то обычно ускользающий от внимания.

На протяжении 80 с лишним лет Итигэлов демонстрирует пример так называемой автотрофности – существования или квазисуществования без пищи и воды. (Интересно, что проблему автотрофности человека поставил русский космизм в лице С. А. Подолинского, а затем и В. И. Вернадского.) Автотрофность возможна лишь за счет прямого усвоения энергии, получаемой из неизвестного нам источника. И в случае Итигэлова такое усвоение происходит, иначе параметры тела усопшего 80 с лишним лет назад ламы не соответствовали бы всем параметрам тела живого человека. Физическая смерть определяется неспособностью организма производить внешнюю работу, то есть это такое состояние, когда организм не в силах тратить энергию и получать ее извне. Тело Итигэлова этому критерию не подчиняется, полагает один из серьезных исследователей феномена профессор Борис Большаков из подмосковного университета природы, общества и человека «Дубна», чьи соображения, собственно, и подвигли бизнесмена Олега Валерьевича организовать экспедицию в Бурятию. Раз тело не гниет и не разлагается, утверждает Большаков, раз его температура 20 градусов, раз за годы пребывания в Иволгинским дацане у него потемнели волосы, раз от него исходит тепло, раз стекло «саркофага» запотевает изнутри, раз лицо покрывается потом, но вес сохраняется практически неизменным, – то это говорит об энергообмене со средой, о наличии двух противоположных процессов – наборе и потере энергии.