Евгений Панов - Час исповеди. Почти документальные истории

© Евгений Панов, 2017

ISBN 978-5-4483-8001-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В жаркий июньский полдень 1971 года 30 студентов-пятикурсников МЭИ, на месяц лагерных сборов превратившихся в курсантов, стояли в строю на гаревой дорожке гарнизонного стадиона, слушая объяснения командира. Предстояло тренировать подход к начальнику, повороты и отдание чести в движении. Для этого майор приказал «рассчитаться на первый-второй», перестроил курсантов в две шеренги и указал каждой паре место для проведения занятий. В течение 15 минут изображавший начальника номер первый должен был нещадно гонять второго номера. Потом им следовало поменяться местами.

Закончив объяснять и показывать, майор куда-то отлучился, а мы занялись шагистикой. За 5 минут первые номера приказали номерам вторым 5 раз подойти к начальникам, 7 раз отдать честь в движении и 20 раз повернуться «налево», «направо» и «кругом». Так что, не дожидаясь срока, вторые номера заняли места начальников, а первые – подчиненных. Ещё через 5 минут 30 человек стали тренироваться самостоятельно. Когда каждый сам себе начальник и сам себе подчиненный, не так тупеешь: нужно и подумать, что себе скомандовать, и выполнить приказ.

Через 20 минут после начала занятий 30 студентов-курсантов с наслажденьем снимали пилотки, вытирали потные лбы, расстегивали воротники, доставали сигареты. Сколько же, в самом деле, можно долбить одно и то же!..

– Взвод!!! В одну шеренгу становись!!!

Перед студентами стоял взбешенный майор.

Построились.

– На первый-второй-третий-рассчитайсь! Третьи-номера-левое-плечо-вперед-марш!!! Строевым… шагом марш!!!

Натиск майора был стремительным и бурным. Его хорошо поставленный командирский голос подстегивал, словно плетка. В головах у обескураженных, смятых, лишенных способности сопротивляться и воли студентов не осталось ни единой мысли. Только – левой!!! Левой!!! Левой!!! Полсотни метров по прямой.

– Крутом… марш!!! – скомандовал майор в конце прямой, прогнал назад, остановил, повернул и приступил к разбирательству. Он видел, что каждый занимался, как хотел. На каком основании был нарушен приказ о проведении занятий парами?

– Но, товарищ майор, – послышались голоса тех, к кому вернулась способность соображать, – так удобнее…

– Почему был нарушен приказ о проведении занятий парами? Было приказано: 15 минут командует первый, второй выполняет, потом командует второй, первый выполняет. Кто дал вам право не выполнять приказаний?! По отношению к вам я пользуюсь властью командира полка!

– Товарищ майор, ведь…

Нет, студенческих доводов майор не принял и ещё долго говорил об уставах, о взаимоотношениях начальников и подчиненных, пока не остыл. Он был профессиональный строевик, но человек незлой, взысканий не последовало. При этом он решительно не мог понять, как можно, первое, ослушаться начальника, пользующегося по отношению к студентам дисциплинарной властью полковника, и, во-вторых, нарушить святой порядок проведения строевых занятий. Майор беззаветно верил в великий принцип армейского разделения труда: один приказывает, другой выполняет, один обязательно начальник, другой непременно подчиненный. Все существо майора – порядочного человека и при том строевика до мозга костей, «профессора фрунта», «военной косточки» – возмущалось при таком грубом попрании основ субординации.

Майор за месяц так ни разу и не поступился принципами, не отдал нам ни пяди армейской территории. А вот сержанта-сверхсрочника, назначенного старшиной курсантского подразделения, удалось оттеснить с занятых им позиций. В самом начале лагерных сборов этот мужик, какой-то весь измятый и обтрепанный, потряс всех абсолютно точным цитированием ряда статей Устава Внутренней Службы (УВС), предписывающих правила хранения оружия и содержания отведенных для этого помещений, да и потом не раз удивлял, смешил и раздражал студентов своей полной неспособностью к самостоятельному мышлению и рабской приверженностью букве Устава. Заметил, что ребята чистят зубы по утрам, он выразил на сей счет неудовольствие, подкрепив свои претензии статьей 336:

«Выполнение правил личной гигиены включает:

• утреннее умывание с обтиранием тела до пояса прохладной водой;

• мытье рук перед каждым приемом пищи;

• умывание перед сном с чисткой зубов и мытьем ног…»

– В уставе сказано, надо чистить зубы вечером, – требовал сержант.

– Но не сказано, что нельзя чистить утром, – возражали ему.

– Надо вечером, – упирался он и отступился только тогда, когда подвергся нешуточному осмеянию.

Осмеивать майора мы даже не пробовали. Боялись? Вполне возможно. Не хотели неприятностей, проблем на пустом месте. К тому же, он вызывал уважение. Он, конечно, был существом совсем другой породы, но существом достойным. Да и он не пытался нас сломать, как ломают в армии новобранцев. Так что в наших отношениях с начальником сборов установился своеобразный паритет. Он командовал – мы, разумеется, подчинялись. При этом он жил в своем мире, мы оставались в своем.

На взгляд из нашего студенческого мира армейский мир казался очень скучным. В нем господствовала длинная, длинная, длинная скука. То и дело выпадало свободное время, потому что занятий на технике, в классах, на плацу было на удивление мало, словно настоящей целью лагерных сборов являлась не учеба, а погружение в армейскую среду. За месяц ничему новому все равно не научишься, а вот для того, чтобы пощупать, понюхать армию, попробовать ее на зуб, месяца достаточно. Хотя именно «пробовать на зуб» было особенно нечего. На солдатском пайке мы натурально голодали. Разговоры в курсантской курилке вращались вокруг еды: на обед, наверно, снова попадется одно сало, и на завтрак досталось одно сало, эх, сейчас бы шашлычку под пивко… Самыми мучительными были последние полчаса перед обедом. Они тянулись бесконечно.

Но вот, наконец, раздается зычный голос старшины:

– Взвод, выходи строиться на обед!

Да все уже вышли! Причем, давно! Это мы умеем – строиться на обед! Никого не надо подгонять!..

Обед занимал не больше десяти минут. Мясо не попадалось.

После обеда вновь ползло черепахой свободное время – время положенного по уставу отдыха. Три четверти нашего курсантского взвода проводили его в солдатской чайной, нейтрализуя молоком машинное масло, на котором готовился харч для нижних чинов.

Многих из нас картины армейской жизни привели в состояние шока. Одно дело попасть в казарму, под власть сержанта-сверхсрочника восемнадцатилетним деревенским парнем, другое – уже кое-что повидавшим, отесанным пятью курсами учебы, научившимся думать и анализировать студентом одного из лучших вузов страны, завтрашним образованным специалистом.