Игорь Свинаренко - ВПЗР: Великие писатели Земли Русской

– Бог его знает. Когда-то был хорош, теперь не знаю, потому что (говорю это в третий раз) я же ничего не читаю. Но говоря в общем, великий писатель вполне может быть в частной жизни дураком и бякой. Ну а сколько среди отличных людей скверных писателей, не мне вам рассказывать.

– «Тюкан сесэцу, Пелевин, Акунин и Мураками успешно заполняют “лакуну” между серьезной и массовой литературой», – это я где-то вычитал. Ну как вам это? И ряд, в который вы попали?

– Нормальный ряд, меня устраивает.

– «Третий месяц маленькими порциями жую “Клима Самгина”. Озадачивающая книга». Чем по-вашему хорош Горький?

– В этом романе? Честной попыткой изобразить Россию такой, какой он ее видел и запомнил. Ну а так вообще много чем. Крепкий писатель. Только вот с концом жизни ему не повезло.

– Читаете ли вы «Иностранную литературу»? Чем журнал хорош? Существует мнение, что это единственный толстый журнал, который удержал уровень. Причина этого проста – их литература, в отличие от нашей, не изменилась? Или?

– Уже не читаю. Причина все та же – не хочу перебивать свою внутреннюю литературную эволюцию чужеродными влияниями. Это в моем ремесле неполезно.

– Снова вас процитирую. «С тех пор как я начал писать художественную литературу, я перестал ее читать совсем. Все мои впечатления о современной литературе заканчиваются осенью 2000 года, когда я ушел из редакции журнала “Иностранная литература”. С тех пор я читаю только документальную литературу, а также, так сказать, архивные документы». И какой она, не только японская, но и вообще, законсервировалась в вашем представлении?

– Если честно, то довольно скучной – это я о современной литературе. Чтение художественной литературы должно быть захватывающим приключением – интеллектуальным, или духовным, или эмоциональным. Иначе зачем она нужна? За время работы в «ИЛ» я прочитал тысячи романов, но приключением для меня стали хорошо если пять-десять из них.

– Вы благодарны Дэну Брауну. С кем он может сравниться по заслугам в пропаганде чтения книг?

– С Опрой Уинфри. Но Джоан Роулинг, заставившая десятки миллионов детей по всему миру отвлечься от компьютерных игр и сесть за чтение, конечно, даст сто очков вперед обоим американцам.

– «Была у меня идея: помочь новым авторам запуститься. Допустим, я даю сюжет, соавтор пишет текст. На обложке два имени, гонорар пополам и т. п. Так сказать, обзавестись командой единомысленников (но разностильников). Пока не доходят руки. Как и до другой давней идеи: выступить тандемом с кем-нибудь из состоявшихся писателей, кто пишет совсем-совсем по-другому. Интересно, что получилось бы». Чьи примеры вас тут вдохновляют? Дюма, Ильфа и Петрова? Кто из современных писателей вам интересен как соавтор? А кого б вы взяли литературными неграми?

– Взять в соавторы состоявшегося писателя – это одна история. Помочь запуститься новому писателю – совсем другая. Речь здесь идет не о батрачестве, а о разделении обязанностей. И всего прочего тоже, вплоть до имен на титуле.

– «В “Мастере и Маргарите” есть, на мой взгляд, какие-то сырые, непропеченные места, там еще надо было бы что-то поделать…» Как вам экранизация – с высоты вашего опыта, вас же тоже экранизировали?

– Не очень она мне понравилась. «Идиот» и «Собачье сердце» у того же режиссера, по-моему, получились лучше. Тут странный кастинг, а главное – там нет драматургии на десять серий, из-за чего временами и получились огромные провисы (как теперь принято говорить, IMHO). Я думаю, если бы режиссер Бортко попробовал перемонтировать всё это в четыре серии по 52 минуты, мог бы получиться неплохой фильм.

– Почему, как вы думаете, на Западе так любят Достоевского? И можете ли вы прокомментировать следующие высказывания? Бунин: «Да! – сказала она с мукой. – Нет! – возразил он с содроганием. – Вот и весь ваш Достоевский!» Михаил Гаспаров: «Как Достоевский взял криминальный роман и нагрузил психологией, так Набоков взял порнографический роман и нагрузил психологией; получились “Лолита” и слава».

– Бунин – бог с ним, он ради красного словца много чего говорил и писал. Трудно поверить, что ничего, кроме муки и содрогания, он в Достоевском не разглядел. На мой взгляд, Достоевский прежде всего велик тем, что его занимают тонкие сферы души, те неразличимые глазом швы на ленте Мебиуса, где лицевая сторона и изнанка меняются местами. Ну и завораживающим, почти шаманским потоком слов. Второе для западного читателя, к сожалению, пропадает, но вполне достаточно и первого. Что же до высказывания Михаила Гаспарова, то оно, сколько мне помнится, касается методологии завоевания западного читателя: мол, элитарностью Набоков в Америке, стране массовой культуры, не мог бы достичь славы, потому и взялся за облагораживание жанра заведомо низкого. Тут можно бы поспорить, но формат нашей беседы вряд ли это выдержит.

– Как у вас с азартными играми?

– Никак. Люблю выигрывать, но не расстраиваюсь из-за проигрыша, а тут в проигрыше-то самый надрыв и есть, порасспросите про это Федора Михайловича. Не играю в азартные игры, неинтересно.

– Ваши подростковые мечты были сплавать вокруг света и выучить французский язык. Это удалось? Если да, то имело ли это какие-то последствия для вашего творчества? Где вы плыли? И почему – французский?

– Плыл я везде, из города Саутгемптона в город Саутгемптон. Если кто-то вам говорил, что Новая Зеландия – рай земной, верьте. Так оно и есть. А насчет французского… Он такой красивый. Какую чушь ни скажи – звучит, словно музыка.

– Япония единственная страна, которая пережила две ядерные бомбардировки. И хоть бы что? Она стала еще более особенной? Живучесть? Люди не сбежали из страны, жили себе. Мы б такое пережили?

– А куда бы мы делись? Хиросима и Нагасаки не страшнее Гражданской войны, Большого террора и 41-го года.

– «По своей воле я не уеду, это точно. Ну если, не приведи Господь, какая-нибудь разновидность фашизма новообразуется, тогда конечно», – говорили вы. Такой сценарий вам видится реалистичным, вероятным? А если ехать, то в какую страну?

– Увы, подобного витка нашей истории не исключаю. Это может произойти, если власти заиграются в скинхедско-расистские страшилки, чтоб попугать обывателей. Как показал опыт Веймарской Германии, спички в руках ребенка – опасная игрушка. Под «ребенком» я имею в виду всякого рода политтехнологов, причастных к власти.

– Где вы любите гулять: по Москве или за городом, в каких местах?

– По менее малолюдным бульварам. По переулкам Белого и Земляного Города. Очень люблю Хамовники и всё вокруг – там прошло мое раннее детство. А в Подмосковье больше всего люблю Звенигород и Новый Иерусалим.