Олег Измайлов - Донбасс для «чайников». Не Украина и не Русь, боюсь, Донбасс, тебя, боюсь!

Твое письмо, как солнечный луч в хмурую комнату.

Впрочем, это и буквально, было так:

Хмурая, грязная комната редакции… Грязная потому, что в ней я работаю, хмурая потому, что осень, много работы и прочее…

На столе «три целые ножки, под четвертую кирпич подкладывается», на столе невообразимый хаос. В этом хаосе – властитель я! И утонув в бесконечных стихах, потрясая чьей-то поэмой и отчаянно горланя… распекаю одного из «забойцев», который стоит тут же со своими стихами. Виновен он в том, что пришел в очень нехорошую для меня минуту, сегодня я еду в качестве корреспондента «Всероссийской кочегарки» на военные маневры в Одессу, и поэтому должен работать (какой позор!). Я потрясаю его стихами и ору:

– Опять о любви? Что вы все о любви пишете? Только вам и тема, что любовь. (Я имею право ругать его: вчера ведь я напрасно ждал его, письмо, и не дождался, поэтому я против всех счастливых влюбленных!).

– Опять о любви? Довольно!

И только я уж собрался произнести убийственное «не пойдет!», как раздался возглас:

– Почту принесли!

Я бросился за почтой и, выхватив твое письмо, ринулся мимо ошеломленных поэтов в свою комнату, влез на подоконник и начал читать.

После того, как я прочел твое чудесное, теплое и ласковое письмо, – мне вдруг показалось, что солнце, собственно, довольно весело заглядывает в комнату. К моему удивлению, под окнами моей комнаты оказался цветник, которого я уж давно не замечал.

И когда я слез с окна и подошел к робко вздыхавшему поэту, я ласково ему улыбнулся и сказал:

– Так о любви, Федечка? Ну, даешь про любовь! И принял его стихи. Помог ему их обработать и все время смеялся, как ребенок.

Весь сегодняшний день у меня под знаком твоего письма. Я весел, беспечен и счастлив. Помнишь, как мы с тобой хохотали (часто даже без причины) по вечерам? Помнишь, ты этому удивлялась к все-таки не могла сдержать смех?!

Я знаю отчего мы так хохотали. Оттого, отчего я и сегодня весел, добр и баловен. От любви, от счастья – счастье оттого, что мы вместе, что мы любим друг-друга, что мы здоровы и молоды, жизнерадостны и уверены в жизни я в ее путях и перепутьях.

Хорошо любить, Шурка! Весело любить!

Волошин сказал мне про тебя:

«Я очень уважаю Шуру, хотя и мало знаю ее. В ней есть какая-то тень тех идеальных девушек, которых изобразил Тургенев, сдержанных, серьезных, чистых и любящих».

Я готов был расцеловать за это Волошина и даже сдружиться с ним.

Ведь верно!

В тебе есть какая-то строгость, строгость, которую я уважаю и которая заставляет меня тебя любить серьезно и крепко,

Я очень не люблю этих растрепанных, на все готовых и считающих, что ходить с парнем в обнимку есть исполнение высшего революционного долга, этих голубкиных, этих «сверх баб», которых можно обнимать, и которых нельзя любить.

Я не люблю и «телячьих нежностей», «милой любви», воздыханий и страданий ради «романтичности», «этакого мещанского «семейного счастья», когда все забывается (и работа, и борьба!) ради «Нее» (с большой буквы, обязательно!!!), и как не выношу сторонниц только «физиологического акта», так и не терплю елейно – «целомудренных» девиц.

Также и в дружбе между парнем и парнем не выношу я ни похлопывания по плечу, наплевательского отношения к теплоте и нежности дружбы, ни сладкого обожания, слов, фраз, фраз, фраз.

Дружба – это крепкая, тесная связь людей для совместной работы, учебы и борьбы. Связь серьезная, строгая. Для друга ничего не пожалею, но друга и в ошибках буду крыть!

То же и любовь. Но, довольно об этом. Что за философия в самом деле! («Философ в осьмнадцать лет»).

Шурка, твое предложение о приезде в Рязань на работу рассматриваю, как минутный порыв. Ну, разве, серьезно говоря, я могу сейчас поехать в Рязань? Нет, конечно! Хотя, очень хотел бы тебя видеть. Мне приятна мысль, что ведь будем же мы когда-нибудь жить в одном городе! Правда, ты будешь худеть и бледнеть (ведь раньше трех ты ложиться не будешь!!!), а моя работа будет мирно плесневеть на столе… Впрочем, я клевещу. Ведь при тебе, и благодаря тебе, я так легко и с таким подъемом закончил свою повесть.

Хорошая! Ведь это было бы замечательно, если бы я мог делиться (ежедневно) с тобой моими литературными планами, а ты бы мне рассказывала о своей учебе.

Вот сейчас я задумал новую книгу: «Повести о нашем городе». В ней я хочу показать уездный город («Россия – государство уездное!» – помнишь, говорил Горький).

Уездный город в разломе: новый, только рождающийся и старый, доживающий свою звериную жизнь. Мне бы очень хотелось рассказать тебе все это подробно, посоветоваться, поделиться. Тогда и мне бы все стало яснее, а то бродят мысли, как заблудившееся стадо, и не согнать их, ни организовать. Все равно, как комсомольцы в военном походе…

Борис

Думаю, согласятся со мной этого города, которому я очень симпатизирую, в котором, пусть совсем недолго, пришлось поработать, но об этом крупнейшем центре советского машиностроения можно говорить очень долго, обстоятельно, раскладывая по полочкам все те немыслимые для сегодняшнего времени достижения, которыми не так давно гордился этот город на севере Донецкой народной республики. Но в любом случае… если уж говоришь слово Краматорск, то обязательно произносишь следующие три – НКМЗ, НКМЗ и еще раз НКМЗ.

Да, есть в Краматорске еще и металлургический завод, с которого в свое время началось его индустриальное величие, есть высокотехнологичная «Энергомашспецсталь», славный своим ширпотребом вроде пластиковых «дипломатов» в недавнем прошлом, а вообще-то деталями лопастей и валов для арктических российских атомоходов. Да, есть в городе завод тяжелого машиностроения им. Чубаряи множество, увы, канувших в небытие спецзаводов, трудившихся на «оборонку», есть еще и знаменитая старинная «Пушка» – цементный комбинат у самого входа на станцию Краматорск, десятки лет, засыпавший частный сектор Старого города… Но все, так НКМЗ – Новокраматорский машиностроительный завод, явление даже для удивительной по стремительности и мощи тяжелой советской индустрии. Почему, спрашивается. Ну, смотрите, это предприятие, на котором в лучшие времена работало 44 000 человек. Это при населении Краматорска в 180—200 по разным оценкам. Знаю, краматорчане будут спорить, дескать, «большой» Краматорск бывал и больше. Может, и бывал, не буду спорить, но факта подавляющего градообразующего значения НКМЗ это не оспаривает.

Крымский мост в Москве – сделано в Краматорске, фото автора