Валерий Могильницкий - В долине слез. О великих узниках Карлага

Вскоре, а более точно – 12 декабря 1947 года – начальник ОУРЗ Карлага, майор Матросов высылает в Москву научные материалы по изобретению Чижевского: «Электрический метод получения бетона максимальной прочности». Затем Александр Леонидович создает научный труд: «Профилактическая роль отрицательных ионов воздуха в рентгеновских кабинетах», потом – «Аэроионификация общественных и жилых зданий», наконец, «Теория работы электромаски для борьбы с неорганическими и бактериальными запылениями легких». К сожалению, все эти труды Александра Леонидовича не изданы и по сей день.

Но это не все, что создал в Карлаге Чижевский. В том же 1947 году он пишет уже известному нам Слюсаренко о завершении крупнейшей работы (около 500 страниц текста, свыше 75 таблиц и 50 чертежей) под заглавием «Строение функций системы крови (выполнена с помощью инженера Н.Г.Ченцова – 19 Долинское комендантское отделение)».

И тут же сообщает, что охотно берется за создание уникального труда по теории крови человека в условиях космической невесомости! Надо сказать, вначале эта мысль показалась начальству Карлага абсурдной. После войны с фашизмом было, как говорится, не до жиру, быть бы живу! И вдруг Чижевский выдвигает какой-то бред насчет работы о крови человека в космосе! Целым институтам, казалось, это было не под силу.

Но волнение, видать, охватило Слюсаренко. А что если попробовать дать побольше воли дерзкому профессору? Чем черт не шутит. На Спасском заводе (отделение Карлага) отбывал свой срок такой же чудак – профессор, специалист-теплотехник В.Л.Пржецлавский. Так вот его освободили по настоянию некоего С.П.Королева (будущего создателя космических кораблей – Прим. В.М.). Правда, об этом знали в Карлаге только единицы служащих НКВД, и тех обязали держать это в секрете. Может, и Чижевский «птица высокого полета», с их поля «крупная ягода»? Интуиция подсказала служаке помогать этому Чижевскому, дабы затем не попасть впросак, не слыть душителем ученых умов. Тем более, что Чижевский просил о малом – выделить ему в помощники узника Карлага, математика П.Г.Тихонова.

Следует сказать, что это «разрешение» придало сил Чижевскому. Вместе с Тихоновым он отработал огромный материал, который лег в основу книги Александра Леонидовича «Динамика крови». Этот труд Чижевского сыграл позже неоценимую роль в овладении человеком космоса. Летчик-космонавт В.И.Севастьянов позже в своей книге напишет: «Особенно велики заслуги Александра Леонидовича перед космической биологией в самых разнообразных ее аспектах. Люди, занимающиеся проблемами космоса, – ученые, конструкторы и мы, космонавты, часто в своей работе непосредственно сталкиваемся с проблемами, которые разработал и успешно решил Чижевский. Мы отдаем ему за это дань уважения и признательности».

Не перестаю удивляться той огромной, напряженной работе, которую в очень короткий срок в тяжелых условиях Карлага проделал А.Л. Чижевский. Он сам таял буквально на глазах, но его упорство позволило ему делать все новые и новые открытия. Однако на пути профессора не было цветов признания. Горечью и душевной болью пронизаны многие его рапорты и заявления, подшитые в личных делах заключенного, а позже ссыльного в Караганде. Время не позволяет мне их все воспроизвести, да этого, видимо, и не следует делать, но, пожалуй, одно заявление надо бы привести полностью, чтобы понять, в какой атмосфере тех лет работал Чижевский. Адресовано оно тому же Слюсаренко, датировано 21 марта 1947 года.

«С чувством глубокой благодарности, – пишет А.Л.Чижевский, – отношусь к данному мне вами разрешению заниматься любимым творческим делом, возможным в лагере, – живописью, а в свободное вечернее время, когда наше помещение свободно от шума, работать теоретиком в области науки. Даже в этих условиях можно создавать истинно общечеловеческие ценности».

И далее: «Здесь, в Долинке, кто-то постарался создать мнение о том, что мои труды ровно ничего не значат. Это для меня не ново, так как и в Москве против моих новаторских работ были «многократные походы» со стороны «академически мыслящих» ученых, то есть людей, которые руководствуются учебниками и ненавидят новые идеи, новые смелые дерзания, особенно, если эти дерзания опережают современное состояние науки на десятилетия. Но, смею вас заверить, что не все так никчемно в моих трудах…

Прошу вас отдать распоряжение о приобретении для моих художественных работ масляных, акварельных и гуашных красок и цветных карандашей, на сумму примерно 250–300 рублей. Чижевский».

И тут надо сказать, что в Карлаге Александр Леонидович рисовал постоянно, в самых примитивных обстоятельствах, самыми примитивными и некачественными материалами. Живопись была для него так же, как поэзия, не развлечением, а потребностью. В лагере писал он больше по воображению, по памяти, вспоминая Россию, Калугу, зеленые луга и голубые прозрачные, как лебедь, реки, желтые стога сена и клин курлычущих журавлей… Его картины были полны света, солнца, чего так не хватало в мрачных бараках и комнатах Карлага. В историко-краеведческом музее в Караганде мне показывали его небольшие картины, в них было очень много от Левитана, которого я любил с детства. И все же это был Чижевский, самобытный Чижевский, живопись которого, честно говоря, мы забыли, схоронив его маленькие полотна в музейной пыли…

Правда, всего один-единственный раз уже после смерти Чижевского где-то в 1981 году в выставочном зале Караганды состоялась персональная выставка книг и рисунков, сделанных Чижевским в заключении. Их было много – они заняли четыре стены.

Картины художника сохранила и привезла в Караганду его жена Нина Вадимовна Чижевская, урожденная Энгельгард. Она тоже была репрессирована, и они, едва знакомые в юности, встретились в лагере и полюбили друг друга.

Первое, о чем Нина Вадимовна спросила, прилетев в Караганду, было: как тут наша Карменсита? Так они с мужем называли Ирину Николаевну Кулакову, внешне очень похожую на героиню Мериме и Бизе, великолепно исполнявшую романсы под звуки фортепиано, за которым сидел Чижевский.

На выставке Нине Вадимовне стало плохо. К тому же, стоял сильный мороз, и она совсем разболелась, попав в больницу. Обычно в подобной ситуации в чужом городе человека ждет одиночество. Но разве Ирина Николаевна могла такое допустить? Она часами сидела у кровати, утешала больную, приносила ей все необходимое. А когда Чижевской стало лучше, И.Н.Кулакова с друзьями сопроводила ее в аэропорт и отправила домой, в Москву.

«Спасибо вам, карагандинцы, за память о муже, сказала, прощаясь, Нина Вадимовна. – Я поняла: вы его помните и любите…»

Да, карагандинцы очень любят А.Л.Чижевского. Любили его они и при жизни, когда Александр Леонидович, отбыв свой срок в Карлаге, работал на ссылке в Караганде в различных медицинских учреждениях.