Евгений Лесин - Лесин и немедленно выпил

Тогда неплохо отправиться на станцию метро «Кунцевская». А оттуда на 610-м или на 612-м автобусе до Новокунцевского кладбища. Или все-таки просто Кунцевского? Не так уж важно. Когда свернете с шоссе на Рябиновую – мимо кладбища не проедете. Вышли вы на остановке, где кладбище. Идете к центральному входу. Оттуда прямо. Мимо двух указателей «Пункт проката» (мимо двух, товарищи). Сворачиваете налево. Там – в третьем ряду могила Ерофеева. Рядом – две сосны. Найти несложно, хотя, конечно, если ехать с юга Москвы, то тоже неблизко. Из Тушина недалеко, но ведь не все же вы живете в Тушине. Из центра тоже, между прочим, недалеко. И все-таки – могила. Кладбище тихое и спокойное, так что вы сможете тихо и спокойно немного убрать саму могилу, положить цветы, лучше искусственные, а то живые очень быстро становятся мусором. Ну, и выпить, конечно. Из горлышка, запрокидывая голову, как пианисты.

Однако и до Кунцева ехать не всем удобно.

Тогда можно отправиться на станцию метро «Новослободская». Или даже «Менделеевская», так ближе. Там ведь как. Идете на трамвайный разъезд, на площадь Борьбы, а тут сразу два памятника. Двум персонажам. Веничке Ерофееву (так зовут героя поэмы Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки») и его возлюбленной (девушке «с косой от затылка до попы»).

Героя не стоит все-таки путать с автором.

Почему? Очень просто. Персонаж, даже если списан с автора, отражает автора в какой-то определенный момент. Или период. Или отражает какую-то его, пусть даже и характерную, черту. Но не более. Конечно, читателю проще с персонажем, чем с автором. Ведь персонаж ясен, прост, очевиден, персонаж не меняет своих убеждений и не путается в показаниях. А автор бывает и в плохом настроении, и не всегда здоров, всякое может случиться с автором. Герой же уже готов, вылеплен и отлит. Его ничто не поколеблет. Он не свернет. Не одумается. Не разочарует и не разочаруется. С другой стороны, если по-настоящему нравится герой, многое прощаешь и автору. Если отождествляешь себя с персонажем, многое понимаешь и у автора.

Венедикт Ерофеев для многих – свой. Пусть не в доску, но свой. Для того я и пишу, что неплохо съездить если не в Петушки, то хотя бы к памятникам или на могилу. В Петушках, кстати, в местном Доме культуры есть Музей петуха. Птица такая. Замечательная птица. И вот в Музее петуха есть уголок и Венедикта Ерофеева. Хоть он и не уроженец города Петушки. А все равно – самый знаменитый их земляк. Просто потому что прославил данный населенный пункт. Другое дело, что и Кремль, и Курский вокзал, и Садовое кольцо он тоже прославил. Вы ведь тоже, полагаю, когда идете в Кремль, все равно обязательно попадаете на Курский вокзал. Там сейчас все изменилось до неузнаваемости и, как обычно, в худшую сторону, но сам вокзал остался. Электрички до Петушков исправно ходят. Рядом же – Садовое кольцо. А вы разве можете пересечь Садовое кольцо, ничего не выпив? Не можете, конечно, и никто не может. По-моему, такое в принципе невозможно, невообразимо. Абсурдно, я бы сказал.

Помню, провожали мы с поэтом Всеволодом Константиновым другого поэта – Влада Колчигина – куда-то в Харьков. Как раз с Курского вокзала. Проводили, посадили на поезд. Подошли к Садовому кольцу, выпили по глоточку. Смотрим на часы вокзальные. Тогда еще вокзал был виден с Садового. А там – ноль часов, одна минута. А мы, повторяю, уже по глоточку выпили. А тут и новый день наступил. Поэт Константинов мне и говорит человеческим голосом: хорошо, говорит, день начинается.

А ведь и впрямь.

Вот и Ерофеев. Хоть в дни юбилеев, хоть просто так, берите его с книжной полочки и читайте. И день у вас начнется хорошо, и вечер отлично закончится. И утро будет не хмурым, а встретит бодрой прохладой.

Примечание 2016 года.

Опубликовано в журнале «Юность».

Конец примечания.

Венедикта Ерофеева смело можно назвать писателем католическим. Даже мистиком католическим. Несмотря на то что Алексей Лосев, например, утверждал, что «католическая мистика есть, в общем, галлюцинация на почве истерии, то есть прелесть». Да и сам Вен. Вас. уверял, что «мистика всегда шла рука об руку с половой распущенностью».

Все верно – истерическая галлюцинация на почве прелестей половой распущенности, католицизм мистический и мистицизм католический, мракобесие, опиум народа и опиум для народа.

Стоп! Вот оно – самое главное! Опиум народа, т. е. религия, и опиум для народа, т. е. сами знаете что, – не разные ли стороны одной и той же медали? Не зря же советовал Ерофеев возле каждой церкви ставить пивной ларек.

Что ж, разберем «опиумную» сторону народной жизни. Труд сделал обезьяну человеком – утверждали марксисты. Очень даже может быть. Но с чего вдруг ей захотелось трудиться? Труд ради труда как такового? Вряд ли. Значит, ради чего-то другого, ради чего-то большего.

Однако, прежде чем отправляться на поиски «чего-то», человек должен сначала понять, выяснить и уразуметь, о чем идет речь. На выяснение и уразумение у него уходит вся жизнь, и он умирает счастливым, так, впрочем, ничего не поняв и не уразумев. Если, конечно, человек – философ (Ф.). Если же нет, если он обычный человек (О.), то для достижения счастья он, скорее всего, воспользуется каким-нибудь готовым рецептом.

как вы уже, наверное, догадались, та или иная форма религии.

Существующий мир плох, – утверждает проповедник (П.), – и хорошо может быть только в ином – загробном мире. Почему именно загробном? – может возникнуть вопрос. Может, но только не у О. Ибо для О. других миров просто не существует. В одном, «нашем», он живет и не сомневается в его существовании, что же касается до «иного» мира, то О. очень уж хочется, чтобы таковой существовал. Обо всем остальном О. не просто не подозревает, но и не хочет подозревать, ибо так проще и не требует умственных усилий сверх нормы.

Кстати, такой «простонародный» подход не есть что-то действительно простое, стандартное, неинтересное. Одна из самых изощренных и утонченных религиозных концепций, а именно буддийская, утверждает (я имею в виду махаянское ответвление буддизма) почти буквально то же самое, что и О. Нирвана, или, говоря иначе, конечная цель существования человека, истинное его бытие, избавление от страданий (рай, мир иной), и сансара, или мир, в коем человек пребывает до вступления в нирвану (сей, бренный мир), практически неотделимы друг от друга. Между «нирваной и сансарой нет ни временных, ни пространственных границ. Индивид, находясь в сансаре, одновременно находится и в нирване».

А каковы нирвана и сансара в представлении О.? По сути такие же. Здесь – ад, там – рай. Здесь – жена, дети-придурки, начальник-сволочь и нет денег. Там – делай что хочешь, водка вкусная и повсюду, девки и голова не болит. Если вы найдете здесь какие-либо временные или пространственные границы, если в «рае» О. есть что-либо принципиально отличное от его привычного мира, от его сансары, то можете первым бросить в меня бутылку из-под шампанского.